Второй Чернобыль? Какие опасные сценарии могут реализовать россияне на Запорожской АЭС и что скажет мировое сообщество
Эксперт Национального института стратегических исследований Алексей Ижак в интервью Radio NV рассказал, к каким действиям может прибегнуть Россия на Запорожской АЭС и какой будет реакция мира на катастрофу.
— Есть сообщения, что некоторые коллаборанты и оккупанты выехали из Энергодара, хотя неизвестно до сих пор, это ротация или уже начало побега. Но станция заминирована, и там может что-то произойти — от подонков можно ожидать чего угодно. Что мы должны понимать о том, какой будет реакция? Секретарь Совета национальной безопасности и обороны Алексей Данилов сказал, что реакция на подрыв оккупантами Каховской ГЭС не соответствовала ситуации. А что может быть сейчас?
— К сожалению, сейчас мы видим, что политической воли жестко реагировать на события на Запорожской станции не существует, [ведь] есть деятельность МАГАТЭ. Можно объяснить, почему: потому что это та организация, которую первой накажут, если там что-то произойдет, — что они не увидели, не предупредили, не убедили, не договорились. В конце концов, уменьшат международное финансирование, лишат разведывательных данных, им будет плохо, поэтому они что-то делают.
Надо сказать, что все же пытаются что-то делать.
А с точки зрения политической воли ситуация такая: понятно, что надо [что-то] сделать, но такие настроения, что будто бы обойдется, растянется и как-то оно будет.
Что надо сделать? По моему мнению, ничего принципиально не меняется последние месяцы. Две вещи, которые влияют на Россию: угроза санкций против Росатома (последняя, возможно, крупная корпорация России, которая не под санкциями) и ордера Международного уголовного суда на арест тех, кто может быть к этому причастен.
То, что надо сделать, понятно. Есть ли политическая воля? Такое впечатление, что либо не верят, что что-то может произойти, либо это, вероятно, просто такое же самоуспокоение, которое было много раз. Хотя, с другой стороны, когда было европейское самоуспокоение относительно приближения российского широкомасштабного нападения, все же Соединенные Штаты создавали шум и предупреждали. Сейчас даже со стороны Соединенных Штатов нет такого активного беспокойства тем, что может произойти на станции.
Я думаю, сейчас недооценивается то, что может произойти, хотя я не верю, что там может произойти Чернобыль.
— Американский институт изучения войны предположил несколько возможных вариантов, в частности загрязнение днепровской воды, когда из охладителя вода может попасть в Днепр и дальше по течению в Черное море. Таким образом оккупанты якобы могут сдержать форсирование Днепра украинскими защитниками. Данилов сказал, что факт теракта на Запорожской атомной станции должен рассматриваться цивилизованными государствами как применение ядерного оружия против гражданского населения. «Должен рассматриваться» — одно дело, а какие за этим должны быть действия?
— Мы слышали об этих действиях еще в марте прошлого года. Был саммит НАТО и [президент США] Джозеф Байден сказал, что после применения оружия массового поражения в любой форме будет коллективная реакция НАТО. Не индивидуальная помощь отдельных стран, а реакция НАТО как организации.
Речь идет о том, что существенный выброс радиации или [такой] уровень применения оружия массового поражения в Украине будет считаться нападением на НАТО. Такое мнение существует.
Но очень похоже на то, что далеко не все страны в НАТО даже сейчас готовы так смотреть на ситуацию. А достаточно хотя бы одной страны в НАТО, которая бы сказала, что они готовы всё это тихо пережить, если даже будет выброс радиации в Украине, но не применять статью 5 [устава Альянса] и не говорить, что НАТО вступило в войну против России. Поэтому они пытаются пересидеть.
Есть большая проблема, что политики, которые принимают решения, не до конца понимают вообще последствия. От этого очень многое зависит.
В целом преобладает мнение, что если россияне могут что-то сделать, это будет загрязнение самой станции. Загрязнить Днепр так, чтобы его нельзя было форсировать, это нужно эти канистры с отработанным ядерным топливом массово подвозить к Днепру и [в реку его] сбрасывать, чтобы оно в Турцию уже морем шло. Но это трудно сделать технически: каждая канистра — 200 тонн, чем их можно вообще перемещать? Есть несколько транспортеров, которые на станции возят [топливо] от блока до сухого хранилища, но это нелегкая операция.
Такое впечатление, что большинство политиков, принимающих решения в мире, считают, что максимум, что россияне могут сделать и наверняка, — это загрязнить станцию так, чтобы Украина не могла быстро ввести ее в эксплуатацию после деоккупации.
То же самое, что делалось в других городах, когда россияне отходили: они уничтожали все, чтобы просто после них ничего не осталось. А такой сценарий, похоже, к сожалению, наши партнеры считают не очень опасным для них лично, чтобы сильно реагировать.
— Есть информация о том, что из Соединенных Штатов передислоцировали специальный самолет WC-135 Constant Phoenix, который предназначен для ядерного мониторинга. Сейчас он в одной из европейских стран на американской базе. Не является ли это еще одним шагом? Американцы будут быстренько обо всем узнавать в случае чего?
— Я напомню, что еще осенью, возможно, зимой в одном из пакетов помощи, которую мы получили от Соединенных Штатов, было предоставлено много индикаторов, датчиков, которые сейчас, насколько я понимаю, расставлены по всей территории Украины, которые позволяют быстро понять, где и как произошла утечка радиации.
Тогда такая очевидная подготовка к инциденту немножко, возможно, повлияла на Россию — они стали меньше говорить о ядерном взрыве в течение определенного периода.
А еще раньше, когда был саммит НАТО в марте (первый большой саммит на этом этапе войны, когда НАТО решал, как реагировать), единственное конкретное решение было принято по Украине: если что-то ядерное, химическое, биологическое произойдет, будет коллективная реакция НАТО. Во-вторых, единственная коллективная помощь, которая тогда была предоставлена Украине, — это средства Х/Б-защиты, против радиационного, химического, биологического оружия — то, что нужно войскам и населению. Не знаю, в какой форме, но это было предоставлено еще тогда.
Сейчас это уже не первый такой эпизод, когда Соединенные Штаты мониторят и демонстрируют, что они обо всем будут знать. В конце концов и миссия МАГАТЭ все будет знать, потому что она есть на станции: хоть и ограниченно, но она будет знать. Поэтому это все же сейчас не столько демонстрация обеспокоенности, сколько профилактика — на всякий случай напомнить всем, кто принимает решения в России по этому поводу, что Соединенные Штаты узнают, что реакция будет.
Это хорошо, конечно, что чувствуется такое понимание и беспокойство, готовность реагировать на это. К сожалению, понятно, что надо сделать, но не чувствуется [на это] политической воли.
— Вы сказали, что в случае серьезного инцидента на Запорожской атомной электростанции могут условно наказать МАГАТЭ. Но само МАГАТЭ, несмотря на то, что его эксперты находятся на Запорожской станции, сообщает, что к некоторым участкам их не допускают, куда-то им запрещают вход. На станции все равно есть вооруженные люди. О реакции МАГАТЭ эксперты говорят, что они очень часто делают половинчатые заявления: якобы там минирование, да, это, конечно, плохо, но россияне говорят, что это сделано в целях безопасности. Как их информации можно полностью доверять?
— Насколько я понимаю, они понимают главное: остановлены ли реакторы, или нет. И они могут по крайней мере среагировать, если россияне будут пытаться сделать самое страшное. Самое страшное — это запустить реактор и попытаться сделать то, что было на Чернобыльской станции: создать аварийную ситуацию на работающем реакторе. Вот это МАГАТЭ наверняка увидит, потому что это невозможно не увидеть. И МАГАТЭ увидит это первым.
Я думаю, у них есть быстрый доступ к датчикам, которые мониторят ситуацию, в частности радиационную. И они все же мониторят основные элементы уязвимости станции. Они просто смогут первыми сказать, и это будет самое авторитетное слово, если есть признаки подготовки подрыва — не просто взрыва на станции, а именно такого подрыва, который может вызвать выброс радиации.
Статус организации не позволяет им соврать о том, что что-то происходит. Я думаю, они не будут молчать.
— Есть еще одна часть выводов от Института изучения войны — о том, что вряд ли российские войска вызовут преднамеренную аварию. Сейчас Россия использует эту угрозу, чтобы попытаться сдержать украинское контрнаступление и поддержку Запада для Украины перед саммитом НАТО. Насколько это могут быть связанные вещи? Какая логика здесь может быть?
— Такая же логика отсутствия политической воли, что пусть оно рассосется само. Здесь расчет на это.
Надо понимать: то, что думает Россия и что она планирует, это не обязательно то, что на самом деле произойдет. Это уже не ситуация 10-летней давности, когда один намек Путина говорит о том, что что-то произойдет.
Россия думает одно, а получается другое. Но это и есть опасность, как с широкомасштабным нападением на Украину, которое произошло в феврале 2022 года, когда никто не мог понять, что они хотят сделать, [когда] у них [недостаточно] сил для оккупации. А они все равно сделали, потому что расчеты были неправильные.
И здесь опасность в том, что, кажется, россияне думают, что любой инцидент на станции, любой инцидент в условиях, когда идет деоккупация территории, играет против Украины. Потому что первые, кого будут обвинять, — это Украина. Будут говорить: «Все же было хорошо, россияне согласились с миссией МАГАТЭ, ничего там вроде бы не происходило. А тут началось контрнаступление, началась операция по деоккупации и что-то произошло». На это расчет. Думаю, он также неправильный, потому что та апатия и отсутствие политической воли, которая демонстрируется в отношении российских намерений, будет демонстрироваться и в отношении «намерений Украины», если это действительно проблема. Так же будут наблюдать и смотреть, что будет дальше.
В конце концов, мы видели такую ситуацию, когда произошло страшное — подрыв дамбы [Каховской ГЭС]. Пример того, как происходят неправильные оценки.
Это действительно трагедия, но прошел месяц и нельзя сказать, что [очень] уж это влияет на принятие политических решений. Очень быстро все меняется.
То же самое может произойти и с Запорожской станцией. Они что-то сделают, через некоторое время все забудут и будут смотреть, что будет дальше. В конце концов все решится на поле боя.
Поэтому опасность, мне кажется, в том, что россияне неправильно оценивают последствия их действий. Они думают, что если они создадут инцидент с выходом радиации, — это будет против Украины. А на самом деле это будет против всех — и против них самих, и оно не сыграет. Просто будет нанесен вред, погибнут люди, в чьей-то жизни произойдет трагедия. Это такие мелкие шаги к катастрофе, которые россияне делают из-за неправильной оценки.
Вот это самое главное: если не дать им по рукам (вот не дали с Каховской ГЭС, и не дают сейчас), то они этими небольшими шагами и будут вести мир к катастрофе.
— Еще одно предположение озвучил президент Владимир Зеленский. Он сказал, что одним из планов России может быть такой, чтобы взорвать какие-то объекты на Запорожской атомной электростанции дистанционно, уже после того, как Украина освободит Энергодар и Запорожскую станцию. Что вы думаете о таком плане?
— Он может произойти. Я согласен с тем, что главное, что сейчас россияне могут сделать, — это сделать невозможной эксплуатацию станции после деоккупации определенное время. Здесь уже действует бюрократическая логика: россияне, наверное, проплатили деньги на какую-то операцию на станции с выходом радиации, она должна быть просто проведена. И они сейчас только думают, как это сделать наиболее эффективным для себя путем, что сделать.
Я думаю, это вполне реальный для россиян сценарий — уже после деоккупации создать инцидент.
