«Я просто плакала, не спала, не ела». Разговор с женой пленного защитника с Азовстали, попавшего в Еленовку
Как живут, на что надеются и как борются за своих семьи украинских военнопленных с Азовстали, — рассказывает жена морпеха
В ночь на 29 июля на территории бывшей исправительной колонии, расположенной в поселке Еленовка на временно оккупированной территории Донецкой области, произошел взрыв. В результате было уничтожено здание, в котором содержались украинские военнопленные, вышедшие с территории мариупольского завода Азовсталь. По данным россиян, погибли более 50 человек. Эти данные Украина пока не может проверить, ведь оккупанты не допускают представителей международных организаций на место этого преступления. Представители отечественных властей и международные эксперты убеждены, что это был умышленный теракт со стороны РФ.
После того, как в конце мая украинские военные из разных подразделений вышли из Азовстали, их семьи хранили молчание, чтобы не помешать процессу будущего обмена. Но после Еленовки они снова бьют тревогу, призывая мировое сообщество не допустить новых убийств украинских военных, находящихся в плену.
В НВ обратилась жена вышедшего из Азовстали украинского морского пехотинца, который находится, по неофициальной информации, именно в Еленовке. Она рассказала о борьбе семей пленных за сохранение жизни своих близких. Ради безопасности супруга женщина говорила на условиях анонимности.
— Как для вашего мужа началась война?
— Когда началась полномасштабная война, он уже находился в Мариуполе. Морская пехота — это одни из первых подразделений, принявших на себя удар Российской Федерации. Они понесли большие потери, потому что отстаивали границы Мариуполя. Затем ситуация еще ухудшилась и многие ребята попали в плен по всей территории Мариуполя. Но часть морпехов все же смогла пробраться на комбинат Азовсталь и соединиться с полком Азов.
— Это была известная операция. Ваш муж смог добраться до Азовстали?
— Да, он смог добраться до завода Азовсталь. Мы сначала считали ( и они считали), что это определенная гарантия их безопасности. Но случилось как случилось. Весь мир наблюдал за происходящим с военными, которые были на заводе Азовсталь, как их обстреливали из артиллерии, бросали на них тяжелые бомбы. Мы не можем забывать о том, что там были и люди [гражданские], не хватало еды на всех. То, что они пережили — это катастрофа, которая никогда никем не забудется.
— Вы поддерживали связь с мужем, пока он находился в Мариуполе?
— Да, мы поддерживали связь. Это было очень редко и такая возможность была не у всех, к сожалению. Девушки, которые связывались с родными, передавали информацию [друг другу], где они находятся и все ли хорошо с ними. Мы поддерживали связь между собой. Честно, я не знаю, как мы пережили этот период. Когда они [морпехи] попали на завод Азовсталь, мы увидели, что решения вопроса никакого нет, что ребята не смогут выйти из завода живыми, еда заканчивается, продукты заканчиваются, что у них не хватает ресурсов, очень много раненых и очень много ребят погибло. Мы очень волновались, я организовывала митинги в поддержку Азовстали. Мы тогда обращались к мировому сообществу, объединялись со всеми супругами защитников Азовстали, проводили митинги и обращались ко всему миру, к лидерам стран, к международным организациям через зарубежные СМИ и через наши СМИ. Я не знаю, повлияло ли это на то, что их все же хоть как-то эвакуировали. Даже если это попадание в плен, но это была хоть крошечная гарантия их безопасности. Но, как видим, тот мрак, который произошел в Еленовке [где россияне прибегли к массовому убийству пленных из Азовстали] не дает никакой гарантии, что все вернутся домой живыми.
— После того, как ваш муж вышел вместе со всеми защитниками из Азовстали и попал таким образом в плен, у вас был с ним какой-то контакт? Что произошло дальше?
— К сожалению, связи не было у меня ни с кем. Кроме мужа у меня там много друзей. Это и те, кто попал в плен еще до Азовстали и из Азовстали. Там тоже крестный отец моего ребенка, они вышли вместе с моим мужем. Они всюду вместе, очень давно уже дружат и во всех критических ситуациях всегда вместе. Я надеюсь, что их не разъединяли, поддержка друг друга очень важна. К сожалению, связи не было. Я узнавала о том, что мой муж находится в Еленовке от военных, попавших на обмен и вернувшихся из плена. То есть это какая-то неофициальная информация, и это все. Мы не можем получить информацию от международного Красного Креста, потому что их все время не допускали к пленным. Я не знаю, может, они были в каких-то колониях содержания, но я знаю точно, что это была не Еленовка.
— Когда я увидела новость о гибели украинских пленных в Еленовке, первое о чем подумала — бедные родственники пленных, которые не знают, что с их близкими, живы или нет. Вы можете описать этот день, когда узнали, что произошло в поселке?
— Это ужас, то, что произошло. Мы знаем, что это была атака именно на подразделение полка Азов, погибли их ребята. Это была ужасная новость, я не знаю, как чувствуют себя родные ребят, которых они узнали на видео. Я очень сочувствую семьям погибших, это катастрофа. Наверное все видели это ужасное видео после теракта. Мы все понимаем, что это осуществила не украинская сторона и что теперь гарантий безопасности не имеет ни один из находящихся там военных. Мы не знаем, что именно происходит в колониях содержания. Поэтому сейчас очень важно, чтобы весь цивилизованный мир обратил внимание на наших пленных, чтобы оказал влияние на ситуацию, чтобы о военнопленных не молчали. Это очень важно. Так как нет доступа к колониям, невозможно контролировать условия содержания, большинство семей военнопленных не знают о местоположении своих родных. К тому же, российская сторона не подтверждает статус военнопленных для большинства украинских военных. Информации очень мало.
— Красный Крест до сих пор не допустили на место ужасного преступления в Еленовке. Семьи пленных уже после случившегося там писали дополнительные письма к ООН, к Красному Кресту?
— Наша общественная организация — это Объединение семей военнопленных морской пехоты. Мы защищаем интересы всех подразделений морской пехоты, попавших в плен до Азовстали и вышедших из Азовстали. Мы поддерживаем связь. Все это время после эвакуации из Азовстали мы работали в режиме тишины. Мы поддерживали прямую связь с представителями международного Красного Креста и представителями координационного штаба и, конечно, обновляли списки, если кого-то находили. Информация появлялась от возвращенных пленных и от координационного штаба. То есть следили за всеми событиями. Конечно, когда произошла эта трагедия, мы со всеми связались. Мы передали списки тех, кто, вероятно, был в Еленовке, но международный Красный Крест не смог нам ответить, потому что их до сих пор не пускают в колонии.
— После ухода украинских военных из Азовстали все заметили, что семьи пленных замолчали. Это случилось, чтобы не навредить процессу обмена?
— Да. Мы надеялись на то, что попадание в плен это уже какая-то защита от обстрелов, от происходящего. Конечно, плен — это не спасение, но мы надеялись, что будут нормальные условия содержания и обмены. Поэтому мы решили сохранять тишину и надеяться, что все решится, что российская сторона не будет вести себя так, как она ведет. Но мы видим, что российская сторона нарушает все международные конвенции. Связи между семьями и военнопленными нет, гарантий безопасности нет. Не факт, что произошедший в Еленовке теракт не может повториться в других колониях. Да мы и не знаем, где кто находится. Никто от этого не застрахован. Эта катастрофа, которая произошла, это ужасное убийство российской стороной наших украинских бойцов, спровоцировало то, что мы не можем дальше молчать. Нужно, чтобы мир обратил на это внимание и все максимально приложили усилия к тому, чтобы спасти наших ребят.
— Многие пишут, что Россия совершила этот теракт для того, чтобы психологически сломать дух украинцев, в первую очередь родственников пленных, чтобы семьи начали давить на украинскую власть. Что вы об этом думаете? Вы понимаете, какую цель россияне преследуют этими ужасающими действиями?
— Да, понимаю. Но хочу сказать, что наш украинский дух они не сломают. Мы верим в нашу победу и в руководство нашей страны, и во все органы власти, которые этим занимаются. Потому что я знаю, что они прилагают все усилия для того, чтобы обеспечить возвращение наших бойцов. И то, что делает Российская Федерация, никак не повлияет на поддержку наших украинских властей. Мы здесь не зомбированы, мы сами все понимаем, мы обращаемся в первую очередь к международным организациям: ООН и международному Красному Кресту. Потому что они должны обсуждать несоблюдение Женевской конвенции и недопуск их в колонии содержания наших бойцов. ООН как международная организация, отвечающая за безопасность в мире, должна в первую очередь обратить на это внимание и со своей стороны способствовать решению этого вопроса.
Надеюсь, что все компетентные представители, особенно международные организации и лидеры стран-партнеров также обратят внимание на это. И что иностранный социум не будет безразличным к происходящему. Потому что у нас в Украине война не закончилась, страдают люди, страдают семьи. Ситуация с военнопленными не должна оставаться в режиме тишины.
Мы создали петицию, обращаемся к Реджепу Эрдогану [президенту Турции]. Я не знаю, повлияет ли эта петиция на то, что мы просим. По Женевской конвенции военнопленных можно перемещать в третьи страны, в нейтральную страну. Таким образом, можно обеспечить им безопасное пребывание.
— Когда начала развиваться ситуация с Азовсталью, семьи наших защитников проявили себя очень активно: митинги организовывали, писали заявления, зарегистрировали общественные организации. Как вы думаете, почему с российской стороны ничего такого нет? Почему там не объединяются родственники и не требуют освобождения своих пленных?
— Они боятся. Но они должны понимать, что если они не будут задавать этот вопрос власти, если они не потребуют возвращения своих родных, ситуация не будет меняться. Здесь важно, чтобы обе стороны именно семей военнопленных максимально прилагали усилия. С нами контактируют органы власти, руководство страны вместе с семьями военнопленных. Мы со своей стороны уверены, что с нашей стороны все решается, и мы максимально стараемся повлиять на то, чтобы обмены произошли. Но мы видим, что российская сторона постоянно срывает обмены и важно, чтобы это понимали именно матери российских военнослужащих. И требовали от своей власти, чтобы она способствовала этому процессу.
— Что вам лично дает силы держаться и бороться дальше?
— Самыми страшными были первые дни войны и когда был период боевых действий на заводе Азовсталь. Сначала я просто плакала, я не спала, не ела. И, вероятно, каждая мать, каждая женщина повторяла мое поведение. Но потом мы собрались все с силами и поняли, что мы должны делать все, что от нас зависит. И мы это делали. Я не знаю, повлияло ли это на то, что военнопленных эвакуировали или нет. Но я знаю, что со своей стороны я делала все возможное, как и многие другие женщины, невесты, матери. Что дает мне силы держаться? Я закалилась за этот период. Как бы Россия ни пыталась посеять панику, мы наоборот прилагаем еще больше усилий для того, чтобы сражаться. Конечно мы печемся за безопасность наших родных и за возвращение наших родных домой. Это дается не легко, но мы будем делать все возможное, что зависит от нас, чтобы вернуть их.
