Судья Верховного суда и холоднояровец — о войне, системе правосудия и тех, за кого «невероятно стыдно»
Иван Мищенко с позывным Дредд — судья Верховного суда, который с началом российского вторжения сменил мантию на пиксель. Он защищал Украину от врага в рядах 93-й бригады Холодный Яр.
Сейчас он вернулся к своей профессии. В интервью Radio NV судья рассказал о противостоянии с Россией, судебной реформе, почему до сих пор есть судьи, которых не изменила даже война, и что с ними делать.
— Начну все же с войны. Я у многих людей спрашиваю, что нужно нам всем сделать, насколько сконцентрироваться, чтобы страна с объективно меньшими ресурсами, чем страна-оккупант, с меньшим количеством людей все же победила агрессора. Вы были на войне, вы воевали, видели реальную войну. Какие у вас соображения по этому поводу?
— Мне кажется, нам надо разумнее использовать эти ресурсы. Потому что маленькая советская армия никогда не победит большую советскую армию. И если мы будем тягаться, у кого больше ресурсов, конечно, нам будет значительно сложнее.
Наша ставка должна быть на технологичность, инициативность, на слаженность. Нам надо воевать умнее, надо воевать лучше. Потому что у нас совсем другая концепция.
— Вы начинали с теробороны. Я так понимаю, что уже тогда делали ставку на технологичность. Расскажите какой-то боевой эпизод — то, что, возможно, вы и детям своим будете рассказывать.
— Если начинать с территориальной обороны, что можно и детям рассказать, — это так называемая история о ключах, которую мне побратимы еще долго вспоминали. Когда русня стояла вокруг Киева, мы научились летать на дронах и предложили 72-й бригаде свои услуги, что мы будем выполнять какие-то задачи. Ожидали, что они возьмут нас в штаб, однако тогда у них заполненность штата была, как они сами говорили, на 160% - просто свободного места не было. Тем не менее мы все равно помогали чем могли.
И вот мы как-то полетали, уже возвращаемся в Киев. И есть все же на войне какие-то приметы. Здесь нам звонят и говорят: «А можете вернуться, еще буквально пять-десять минут полетать, еще маленький кусочек нам надо посмотреть». Мы разворачиваемся и сразу такое ощущение «окей, надо посмотреть».
Возвращаемся. Летаем, и по дому, рядом с которым мы находились (кажется, это было в районе Мощуна, или сам Мощун), начинает работать танк. Дом, в котором мы находимся, начинает гореть, причем гореть так, что на улицу мы выйти не можем. мы спускаемся в подвал, там находим какую-то маленькую баню или сауну, которую хозяин успел сделать, и там такое небольшое слуховое окно, через которое мы в брониках, во всем умудрились пролезть. Пожалуй, в нормальной ситуации это невозможно, однако тогда все получилось хорошо.
Бежим, все вокруг пылает. Они продолжают, кажется, и минометка подключилась. Мы бежим к машине, добегаем, ребята говорят: «Давай быстро, погнали!» Я в карман — ключей нет. Говорю: «Мне кажется, я потерял ключи».
— Какая реакция у ребят была?
— Они говорят: «Ты что, шутишь?» К сожалению, нет, нам придется вернуться и их поискать. И мы действительно возвращаемся, ищем их и, слава Богу, находим. Возвращаемся назад и все заканчивается хорошо.
Моя ошибка была, потому что я еще не переключился с гражданской жизни. Потому что в гражданской жизни взял ключи, положил в карман и пошел себе, какая разница? После этого я всегда клал ключи таким образом, чтобы они никогда ни в одной ситуации не могли выпасть, потому что это может плохо закончиться.
— Ваши собратья вас заподозрили, что, возможно, вы шутите, а я подумал, в такой ситуации шутить — это крепкое чувство юмора надо иметь.
— Сначала, мне кажется, они подумали, что я шучу. Но быстро выяснилось, что я не шучу.
— Сейчас вы снова в статусе судьи Верховного Суда. Что вы почувствовали, в какую систему вы вернулись? Я почему спрашиваю: вы сказали, что мы должны быть значительно эффективнее наших врагов, то есть не имеем права себе позволить неэффективные государственные институты. И, к сожалению, у нас действительно много нареканий на судейскую власть. Когда вы снова надели судейскую мантию, что вы почувствовали? Ситуация изменилась? Участники этой системы поняли, что страна в войне, и жить так, как мы жили до войны, уже невозможно?
