Унижение, агрессия и садомазохизм. На чем построена Россия и власть Путина — интервью НВ с британским писателем Питером Померанцевым
Британский писатель и журналист размышляет о пассивности «хороших русских», пропаганде и восприятии Зеленского и Украины миром
Питер Померанцев — британский писатель и журналист, исследующий современные медиа и уже много лет анализирующий пропаганду, в том числе российскую. В своей книге «Ничего правдивого и все возможно» 2014 года он, опираясь на собственный опыт работы телевизионным продюсером документальных фильмов в России, описывает мир авторитарной власти, больших денег и всемогущего российского телевидения. Также журналист размышляет об образе мышления современной России, в которой глубоко расщепляется личность.
Это, по мнению Померанцева, с которым НВ встретилось в Киеве, стало одной из причин конформистского восприятия россиянами войны с Украиной.
В интервью он также рассказал о роли информации в полномасштабной войне, исторических параллелях между Адольфом Гитлером и президентом РФ Владимиром Путиным, садомазохизме российского общества и поведении Запада, у которого впереди сложная энергетическая зима.
— Чем российская военная пропаганда 2022 отличается от российской военной пропаганды 2014-го?
— Несмотря на то, что это совершенно разные операции, — тогда была кровавая операция на Донбассе, а сейчас это уже геноцид, — россияне все равно до сих пор не используют слово «война».
Внутри страны они пытаются создать ощущение, что это происходит где-то далеко, что это все международные дела и вы здесь [россияне] ни при чем. Они до сих пор боятся всеобщей мобилизации. Несмотря на то, что столько всего изменилось по сравнению с 2014-м, многое осталось прежним — тогда тоже говорили о том, что это злой Запад нас заставил, нам не оставили выбора. Сейчас, несмотря на то, что идет прямо война, люди в России все равно не хотят о ней говорить.
— Почему Россия не называет войну войной ?
— У Гитлера было то же самое. До 1941 года он почти не использовал слово «война», это все были «операции». Операция в Польше, например. Не было какого-либо юридического запрета, но Гитлер пытался минимально использовать слово «война». Потому что люди не хотят жить в войне, люди хотят жить в безопасности. Наверное, поэтому. Унижать, покорять, захватывать — это приятно, но хочется чувствовать себя в безопасности. А война — это признание, что я иду, убиваю и умираю. Недавно я читал статью журналиста из Der Spiegel. Он приехал в Москву и пытался описать город. Так там нет плакатов о войне, будто и войны нет. На телевидении война отовсюду, а на улицах Москвы — нет. Ты можешь жить в Москве и забыть о войне. Тебя не мобилизуют в армию, за тебя воюют буряты и другие. То есть российские власти не хотят, чтобы этот класс живущих в Москве людей думал о войне, знал о войне и ее боялся.
— Я, как и многие другие журналисты, писала статью о том, как украинцы общаются со своими родственниками, живущими в России. Очень часто это стена непонимания: люди отказываются верить, что Россия обстреливает и сбрасывает бомбы на жилые кварталы, даже если им об этом рассказывают ближайшие родственники, страдающие от этого. Мы видим, что война — это не только Путин. Почему российское общество поддерживает ее?
