«Международное право не работает в вакууме». Разговор с судьей ЕСПЧ от Украины Николаем Гнатовским
Судья Европейского суда по правам человека Николай Гнатовский оценил перспективы международного уголовного правосудия в ближайшие годы (Фото: Предоставлено Николаем Гнатовским)
Какие тенденции будут предопределять развитие международного уголовного права в ближайшей перспективе? NV в рамках информационного партнерства с Центром гражданских свобод печатает публичную беседу на эту тему с Николаем Гнатовским — судьей Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) от Украины.
Этот разговор состоялся во время конференции «Правосудие 2030: сценарии для Украины» в рамках Украинской недели международного уголовного правосудия, которую ежегодно организует Центр гражданских свобод вокруг Международного дня справедливости — 17 июля.
***
Международное уголовное право переживает не лучшие времена. Так, Международный уголовный суд (МУС) — самое большое достижение периода «ренессанса» международного уголовного права, который пришелся на 1990−2000-е годы, — находится под постоянными ударами. Начиная от невыполнения его решений государствами-участниками Римского статута, продолжая выходом отдельных государств из этого международного договора и скандалом с обвинениями прокурора МУС в сексуальных домогательствах, и заканчивая санкциями, введенными США против отдельных должностных лиц суда. Новый виток вооруженных конфликтов по всему миру сопровождается существенным увеличением количества совершенных международных преступлений, которое, к сожалению, испытывают чуть ли не каждый день граждане Украины, что усиливает позиции тех, кто скептически относится к идее международного уголовного права и международного уголовного правосудия.
С другой стороны, нельзя утверждать об абсолютной стагнации международного уголовного права. Виновников международных преступлений, хотя далеко не всех, осуждают МУС и национальные суды. Несмотря на все сложности, в рамках Совета Европы произошло создание Специального трибунала по преступлению агрессии против Украины. Работа Комиссии международного права ООН дает шанс на усиление принципа неприменения функциональных иммунитетов в отношении виновников международных преступлений. Недавно большая группа государств, среди них и Украина, подписала Любляно-Гааагскую конвенцию о международном сотрудничестве в расследовании и привлечении к ответственности за преступление геноцида, преступления против человечности, военные преступления и другие международные преступления. Продолжается работа над Конвенцией ООН по предотвращению и наказанию преступлений против человечности и поправками к Римскому статуту, которые расширят юрисдикцию МУС в отношении преступления агрессии.
Так какие тенденции — негативные или позитивные — будут предопределять развитие международного уголовного права в ближайшей перспективе? Ответы ищем вместе с Николаем Гнатовским — судьей Европейского суда по правам человека от Украины. При модераторстве Константина Задои, эксперта Центра гражданских свобод, кандидата юридических наук, профессора КНУ имени Тараса Шевченко.
«Любляно-Гааагская конвенция начнет работу до 2030, а Конвенция ООН по предотвращению и наказанию преступлений против человечности — до 2040»
— Наша сессия вопросов и ответов называется «Международное уголовное право. 2030». Но я не буду задавать Николаю Николаевичу вопросы, а буду предлагать его вниманию определенные прогнозы о будущем международного уголовного права и международного уголовного правосудия и просить Николая Николаевича высказаться относительно того, насколько соответствующий прогноз представляется ему реалистичным. Наверное, сделаю здесь оговорку. То, что я предлагаю определенный прогноз, не значит, что я уверен в том, что он сбудется. Наоборот, уверен, что, большинство из них не сбудутся, но все равно стоит поговорить об этих важных моментах.
Итак, Николай Николаевич, первый прогноз звучит так: к 2030 году вступят в силу Любляно-Гааагская конвенция о международном сотрудничестве в расследовании и привлечении к ответственности за преступление геноцида, преступлений против человечности, военные преступления и другие международные преступления и Конвенция ООН о предотвращении и наказании преступлений против человечности.
— Я думаю, что эти конвенции в прогнозе надо разделить. Их перспективы достаточно разные, по крайней мере, с точки зрения непосредственной хронологии. Любляно-Гааагская конвенция вступит в силу, потому что формальные требования для того, чтобы она как международный договор начала свое существование, достаточно низкие. И они будут выполнены очень быстро, учитывая то, сколько государств уже подписали конвенцию. К 2030 году, я думаю, она будет действовать, вопрос лишь в том, между каким количеством государств. Конвенции о правовом сотрудничестве, к которым относится и этот договор, по своей природе действуют в двусторонних отношениях между любой парой государств, являющихся ее сторонами. Поэтому важно, чтобы как можно больше государств мира были охвачены этой конвенцией — пусть она и охватывает преимущественно технические вопросы, но действительно очень важна и прогрессивна.
Что касается будущей Конвенции по предотвращению преступлений против человечности и наказанию за них, мне кажется, что к 2030 году она почти точно не заработает. Если в конце 2028 года или в начале 2029 года она будет финализирована, то начнутся подписания, затем ратификации. Они, безусловно, будут. Эта конвенция в итоге соберет, пожалуй, большее количество государств-участников, чем Любляно-Гаагская конвенция. Но просто это будет медленнее. Эта конвенция интересна, потому что попытка применить модель Конвенции о предотвращении преступления геноцида и наказании за него в отношении преступлений против человечности, на первый взгляд, довольно очевидна, но она наталкивается на очень много нюансов. Спрогнозирую, что в конце концов она вступит в силу к 2040 году.
— Предлагаю далее поговорить об источниках международного уголовного права, а конкретно о Римском статуте и о том изменении к нему, о котором много говорят сегодня. К сожалению, это изменение касается и тех событий, которые происходят в Украине.
Прогноз звучит так: к 2030 году преступление экоцида будет отнесено к юрисдикции Международного уголовного суда.
— Должен признать, что моя позиция в отношении преступления экоцида почти диаметрально изменилась за последние 15−20 лет. Я начинал с огромного скепсиса в отношении этого преступления. Оно мне не казалось серьезной инициативой, причем на уровне его закрепления в национальном уголовном праве, которое произошло в результате еще давней работы Комиссии международного права ООН по кодексу преступлений против мира и безопасности человечества и старых дискуссий по этому поводу. Примеров применения соответствующих положений национальных уголовных кодексов, в частности в Украине, не было.
На самом деле вопрос очень важный и серьезный. Я внимательнее задумался над ним, когда появились различные реальные предложения по изменениям в Римский статут. Кстати, одним из крупнейших энтузиастов инициативы отнести экоцид к юрисдикции МУС является Филипп Седнс, который в феврале 2022 года сформулировал идею Специального трибунала по преступной агрессии против Украины. Он является ведущим специалистом мирового уровня одновременно по международному праву окружающей среды и международному уголовному праву — редкое сочетание!
Государства плохо выполняют свои обязательства не наносить серьезного долговременного ущерба окружающей среде во время вооруженных конфликтов, а эти обязательства есть в международном гуманитарном праве, в Первом Дополнительном протоколе 1977 года к Женевским конвенциям. Есть также и Конвенция о запрещении военного или любого другого враждебного использования средств воздействия на природную среду (Конвенция ENMOD). Эти договорные обязательства на практике очень слабенько работают. И закрепление в Римском статуте преступлений против окружающей среды как военного преступления не выглядит слишком эффективно. Оценивая перспективы, думаю, есть немалые шансы, что Ассамблея государств-участников Римского статута примет предложение отнести экоцид к юрисдикции МУС. В конце концов, предложение есть, оно привлекательное и, по сути, правильное. Поэтому я надеюсь, что его примут, и что не будет большого сопротивления. Я бы сказал, шансы — 50 на 50.
— И сразу в продолжение предыдущего прогноза следующий прогноз: до 2030 года к юрисдикции Международного уголовного суда отнесут по крайней мере еще одно военное преступление.
Есть большая вероятность, что перечень военных преступлений, совершенных в немеждународных вооруженных конфликтах, будет увеличиваться. Ведь каталог военных преступлений для немеждународных вооруженных конфликтов существенно короче, чем для конфликтов международного характера. Формально это будут новые составы преступлений, хотя по сути речь будет идти лишь о стирании довольно искусственного и вредного, на мой взгляд, различия между двумя типами вооруженных конфликтов.
Что касается дополнения Римского статута принципиально новыми военными преступлениями, то здесь вероятность меньше. Помню, что было предложение предусмотреть, что использование противопехотных мин является военным преступлением. Учитывая ситуацию в мире, очевидно, что этого в обозримой перспективе не произойдет. Что касается других тем, то, как по мне, самая актуальная тема: ответственность за военные преступления, совершенные в результате применения автономных систем вооружений, дронов и роботов, использующих искусственный интеллект. Стоит серьезно задуматься на этот счет.
«Реалии таковы, что сначала лицо прекращает быть главой государства, а затем оказывается в Международном уголовном суде»
— Предлагаю перейти к институциональным механизмам реализации международного уголовного права и, в частности, поговорить о Международном уголовном суде. И я сделаю прогноз, который, наверное, беспокоит многих украинских граждан.
Прогноз таков: к 2030 году по крайней мере один глава государства, находящийся в должности, предстанет перед Международным уголовным судом в качестве обвиняемого.
— Трудно дать положительный прогноз, потому что на момент, когда глава государства физически предстанет перед МУС, скорее всего, это будет уже не действующий глава государства. Конечно, можно себе представить ситуацию, при которой в определенном государстве сменилась власть и эта новая власть передала в МУС главу государства, которого формально еще может кто-то признавать действующим.
Однако, наверное, реалии таковы, что сначала лицо прекращает быть главой государства, а потом оказывается в Международном уголовном суде. И это, кстати, причина, по которой шла такая ожесточенная дискуссия о создании специального трибунала относительно преступления агрессии против Украины: вопрос об иммунитетах действующих глав государств, глав правительств и министров иностранных дел.
Самостоятельного механизма силового исполнения своих приказов Международный уголовный суд не имеет. А это означает, что государства должны с ним сотрудничать: будь то государство, к которому относится этот глава, кто-либо из высших должностных лиц, или государства, которые в военном смысле это государство победили и, соответственно, его задержали, арестовали, а дальше передача такого лица в Международный уголовный суд является идеальной опцией для всех. Посмотрим.
— Я упоминал в начале нашего разговора о том, что мы являемся свидетелями создания Специального международного уголовного трибунала, который будет рассматривать вопрос о преступлении агрессии против Украины.
И в продолжение этой новости следующий прогноз: к 2030 году будет создан по крайней мере еще один специальный международный уголовный трибунал.
— Думаю, что не будет. Хотя исключать это полностью невозможно, в зависимости от того, как будет развиваться ситуация. Приоритетом будет рассмотрение преступлений против международного права в Международном уголовном суде — постоянном органе международного уголовного правосудия. Впрочем, в некоторых контекстах рассмотрение утверждений о тяжких преступлениях против международного права в специализированных трибуналах могло бы по крайней мере рассматриваться как вариант там, где МУС испытывает серьезные проблемы — например, в ситуации с Израилем и Палестиной. Впрочем, не буду скрывать огромные сомнения, что это возможно.
Кстати, на создание новых трибуналов могут влиять и финансовые соображения. Когда в начале марта 2022 года мы выходили с идеей создания Специального трибунала относительно преступления агрессии против Украины, то настаивали на том, что затраты на такой трибунал минимальны. Но сейчас, когда считают конкретный бюджет, уже начинаются какие-то разговоры, что это может оказаться дорогим проектом. Я продолжаю считать, что бюджет может быть довольно скромным. Но деньги найдут в любом случае, сомнений нет. Но если трибунал относительно преступления агрессии выходит дорогим, то расходы на какой-то новый трибунал, который будет рассматривать отдельные военные преступления или преступления против человечности, будут неизбежно выше. Преступление агрессии настолько общее и широкомасштабное, что много полевой работы и допросов свидетелей, наверное, не предвидится — но для военных преступлений и преступлений против человечности ее не избежать.
«Некоторые государства, к примеру Венгрия, выйдут из Римского статута, а некоторые наоборот — присоединятся»
— Спасибо, еще один прогноз по Международному уголовному суду.
Он звучит так: к 2030 году как минимум одно государство присоединится к Римскому статуту и как минимум одно государство выйдет из него.
— Вполне вероятно. Венгрия еще формально не вышла, но уже на выходе. Она выйдет как минимум при этом правительстве. Как будет при следующем — посмотрим.
Безусловно, будут еще выходы. Ранее начали выходить или вышли несколько африканских государств из-за обвинений суда, что он занимается только Африкой. Сейчас это уже в прошлом. И причина, почему сейчас некоторые государства выходят, кроется в нигилистическом подходе к вопросам международного права, который демонстрируют Соединенные Штаты Америки — и не только они. Это с одной стороны. С другой стороны, есть государства, которые никогда не думали серьезно о том, чтобы чего-то там придерживаться. И еще давление на более слабые государства со стороны США или Китая тоже может потенциально приводить к таким выходам.
Выходы будут, но и новые государства будут присоединяться. Очевидно, и такой потенциал есть. Присоединение Армении и Украины — это очень хорошие события для Международного уголовного суда, и ими дело не ограничится.
Поэтому, думаю, что этот процесс будет происходить в обе стороны. Ситуация может измениться в течение чрезвычайно короткого времени, если ползучая мировая война, которая сейчас продолжается, будет принимать другие формы и, в конце концов, она так или иначе разрешится. После больших войн и потрясений международное уголовное право развивается бурно. Сейчас есть впечатление, что вот все плохо, но где-то должны пройти эту нижнюю точку и дальше может все стать совсем иначе.
— Спасибо. Далее прогноз, я бы сказал, для преданных фанатов Международного уголовного права.
Он таков: к 2030 году по крайней мере одна международная правозащитная институция, например, Европейский суд по правам человека или Африканский суд по правам человека и народов, получит полномочия рассматривать уголовные производства по международным преступлениям.
— Хороший вопрос для того, чтобы подумать еще раз о роли региональных судов по правам человека. Вероятность минимальна. То есть я не вижу такого реального шанса.
Все же региональные суды по правам человека существуют в другой парадигме. Также надо разделить регионы, потому что в Европе шансы минималистичны, и если будет что-то, это будут новые структуры. В Африке возможны варианты, потому что идеи регионального Африканского суда циркулируют всегда. Проект объединения Суда Африканского Союза с Африканским судом по правам человека и возможности предоставления ему уголовной юрисдикции в соответствии с Протоколом Малабо не нашел достаточной поддержки. Впрочем, в Африке ситуация может измениться радикально и довольно быстро.
«Без механизма обеспечения мира и прекращения любых агрессивных войн теряется основа для гуманитарных решений»
— Николай Николаевич, и мой последний прогноз. Он, наверное, не совсем о международном уголовном праве, но он все же, думаю, связан с ним.
Он звучит так: к 2030 году все европейские государства выйдут из Оттавской конвенции о запрете противопехотных мин.
— Не выйдут. Все не выйдут. Потому что, собственно, основные спонсоры этой конвенции — это европейские государства. Я не знаю, что должно произойти, чтобы, скажем, Швейцария вышла из этой конвенции. Так что это нереально.
Государства, которые не имеют сухопутной границы с РФ не имеют большого стимула выходить из этой конвенции. Ну, разве из солидарности с теми несчастными, у кого эта сухопутная граница есть. Но они скорее тихонько отдадут свои запасы противопехотных мин тем, у кого эта граница есть.
В целом эта ситуация с Оттавской конвенцией показывает проблему международного гуманитарного права и опосредованно проблему международного уголовного права, которую нельзя игнорировать. Это все хорошо и прекрасно написано, но оно должно иметь фундамент. Фундамент — это мир и наличие механизмов для оперативного и эффективного прекращения вооруженных конфликтов, по крайней мере предотвращения межгосударственных вооруженных конфликтов. Это вопрос, собственно, действенности норм международного права, которые запрещают применение силы или угрозы силой.
То есть, в конце концов, того, что нас должно было бы обезопасить от войны и чего не обеспечивает система Организации Объединенных Наций. В конце концов, все эти механизмы — это определенные проекты. Автономно работать в вакууме они не смогут. В вакууме не работают самые прекрасные идеи.
Оттавская конвенция о запрете противопехотных мин — это один из международно-правовых проектов для того, чтобы сделать этот мир лучше. Например, для того, чтобы в Африке во время войн в регионе Великих озер, которые длились десятилетиями, на противопехотных минах не подрывались дети и вообще гражданские. Я помню медиакампанию за принятие Оттавской конвенции: чрезвычайно эмоционально сильные рекламные ролики в перерывах матчей Лиги Чемпионов по футболу: показывали деток, которые играют в футбол, а потом одного мальчика, который стоит без ножки и не может играть в футбол. Логика конвенции, ее идеология — абсолютно правильные. Но без основы — механизма обеспечения мира и прекращения любых агрессивных войн, основа для гуманитарных решений теряется — и они не срабатывают.
