Дело, с которым связан этот человек, фактически привело к принятию президентского закона об ограничении независимости Национального антикоррупционного бюро (НАБУ) и Специализированной антикоррупционной прокуратуры (САП), а в итоге и к «картонному» Майдану.

Речь идет о Руслане Магамедрасулове, одном из руководителей детективов НАБУ, который еще в июле попал в СИЗО. И если протесты молодежи с картонками привели к возвращению НАБУ и САП независимости, то судьба детектива после этого не изменилась — следствие по делу, где он подозреваемый, продолжается, а он сам продолжает находиться за решеткой без права внесения залога.

Эта часть его истории началась 21 июля, когда СБУ, Офис генпрокурора и Госбюро расследований (ГБР) провели несколько десятков обысков у детективов Национального антикоррупционного бюро (НАБУ).

После этого ГБР сообщила своим коллегам из НАБУ сразу несколько подозрений. Отдельно СБУ сообщило о подозрении в пособничестве стране-агрессору Магамедрасулову, который руководит детективами НАБУ в Запорожье и Днепре, — мол, он был посредником по продаже технической конопли в российский Дагестан.

Параллельно источники NV рассказывают, что Магамедрасулов организовывал документирование бизнесмена Тимура Миндича, совладельца компании Студия Квартал 95, которую в свое время основал с командой президент Владимир Зеленский.

Связаны ли между собой все эти факты и события, или это обычное стечение обстоятельств? Что обо всем этом думает сам детектив НАБУ? Ответы все время оставались неизвестным.

NV впервые прерывает это «молчание» и публикует интервью Магамедрасулова из СИЗО.

Редакция передала Магамедрасулову вопросы в СИЗО через его адвокатку, и через неделю получила ответы от детектива НАБУ. Редакция публикует ответы в том виде, в котором они были предоставлены защитницей подозреваемого.

О вас говорят, как о детективе, у которого широкий круг связей. Например, сразу несколько источников NV рассказывают, что вы могли просто так набрать главу президентской фракции партии Слуга народа (СН) в парламенте Давида Арахамию и он отвечал на ваши звонки. О чем вы общались с Арахамией?

В силу своей работы и оперативных задач мне приходилось общаться со многими политиками и бизнесменами, в том числе достаточно известными. В 99% случаев это именно часть моей оперативной работы. Это путь получить информацию, нужные контакты, договориться о сотрудничестве, иногда даже привлечь к сотрудничеству обличителей. Без этого общения и оперативной работы следствие и формальный документооборот в нашей работе не имеет никакого смысла. На практике это работает так: ты строишь сеть контактов, связи, дальше благодаря такому общению ты обнаруживаешь коррупционную схему, находишь причастных, это огромная работа. И уже в конце ищешь возможности это задокументировать. Затем только начинается бумажная работа, сбор доказательств и оформление.

Важно, что много таких контактов для эффективной работы надо поддерживать систематически. Обмениваться информацией, иногда и давать им определенную информацию.

Любой эффективный оперативник это понимает, что это работа и контакты на годы. Я успел наработать таких контактов сотни. И теперь это все в руках Службы безопасности Украины, через изъятую у меня во время обыска технику.

Из-за обысков у меня на рабочем месте и дома СБУ получила много информации о действующих операциях и мероприятиях НАБУ.

Это может навредить работе бюро, если произойдут утечки. Это также большое поле для манипуляций этой информацией и использования ее против бюро и этих лиц.

Я боюсь, что некоторым людям, которые нам помогали, может даже угрожать опасность.

Поэтому я не могу и не буду называть никаких фамилий. Это может привести к раскрытию информации о продолжающихся непубличных расследованиях НАБУ и оперативных мероприятиях.

До обыска СБУ 21 июля 2025 года, каким делом в НАБУ вы занимались?

Это не одно дело. На самом деле речь идет о десятках производств. С осени 2024 года я руководил работой в Днепре и Запорожье. Мы запустили много оперативных мероприятий, готовили реализации. Теперь я не знаю, состоятся ли они, поскольку доступ к информации после обысков у меня в кабинете мог получить большой круг людей.

Также я помогал коллегам в Киеве с оперативной работой. Есть достаточно много дел, которые я просто приносил в бюро благодаря своей оперативной работе, а коллеги их уже расследовали. Так же приводил обличителей разного уровня.

До того, как возглавить работу в Днепре, я работал в одном из подразделений в Киеве. Среди моих дел, например, расследование схемы нанесения ущерба ПАО Объединенная горно-химическая компания [ОГКХ, которую долгое время контролировало государство, и которую Фонд госимущества продал в октябре прошлого года] по реализации по заниженным ценам титановой продукции, схемы хищения средств руководителями хлебозаготовительных предприятий на 157 млн грн, неправомерной выгоды руководству Госрезерва. Из недавних дел, где я привлекался, это разоблачение львовских судей на вымогательстве $1 млн взятки.

В НАБУ я работаю с самого начала его создания — с 2015 года. Я был в составе первого набора детективов.

Перерывом в этой работе было только начало полномасштабного вторжения. В феврале 2022 года я с частью коллег присоединился к защите Киева. В первые дни войны мы все дислоцировались в Офисе президента. Далее я проходил службу в СБУ, был туда командирован и работал в составе тактическо-оперативных групп на Киевщине, затем на Запорожском направлении. Имею многочисленные благодарности и грамоты от руководства ГУР, СБУ и Минобороны за эту работу.

Все эти документы мы предоставили в суд при рассмотрении меры пресечения, однако это никого не интересовало. Учитывая это, мне очень странно и возмутительно читать подозрение от того же СБУ, где меня обвиняют в пособничестве стране-агрессору без всяких доказательств. Потому что то, что есть в материалах дела против меня, доказательствами назвать невозможно.

Расследовали ли вы когда-то дело против бизнесмена Тимура Миндича?

Я еще раз подчеркну, что не могу коммуницировать никаких фамилий. Ни о людях, по которым я проводил оперативную работу, ни о людях, которых я расследовал (пока им не вручено уведомление о подозрении), ни о людях, с которыми коммуницировал в оперативных целях. Это нарушение закона и непрофессионально.

Замечали ли вы за собой слежку до момента обыска СБУ?

Последние месяцы я замечал много странного вокруг себя. Но когда долго работаешь с такими делами и занимаешься той работой, что я, то к этому состоянию и потенциальной слежке уже просто привыкаешь.

Но проблема не в слежке. Я не боялся ничего, потому что просто выполнял свою работу в рамках закона. Проблема в том, что Служба безопасности приходит ко мне домой и к моей семье без решения суда по полностью вымышленному делу. Применяют силу, бьют несмотря на то, что я изначально не оказывал никакого сопротивления. Показывают на своем сайте какие-то нелепые ролики обо мне. Сливают видео с тем, как кладут меня на пол, без блюра лица в телеграмм-каналы. Меня и моего отца задерживают без всяких объяснений. Ни во время обыска, ни во время задержания мне никто не мог объяснить суть дела или претензий ко мне, даже номер дела не назвали, ничего. Это все должно быть зафиксировано на оперативном видео СБУ.

В чем заключается суть обвинений СБУ я понял только тогда, когда прочитал текст подозрения и ходатайство о мере пресечения. Честно говоря, я до сих пор не понимаю сути этих обвинений. О какой-то «государственной программе Дагестана» я впервые прочитал в документах СБУ. Ни одного доказательства в подтверждение сути подозрения я не увидел. Если бы я принес такое дело в Высший антикоррупционный суд, думаю, меня сразу бы уволили из бюро и привлекли к уголовной ответственности.

Я убежден, что единственная цель этого действа — месть и запугивание меня лично и всего коллектива бюро. Именно за мою оперативную работу и те результаты, которые принес в НАБУ.

Расскажите о событиях того утра, когда был обыск? Где вы были? Как с вами обращались?

Я был в Киеве, дома у своей невесты. Открыл дверь, а представители СБУ сразу повалили меня на пол без объяснений, нанесли ряд ударов по голове и телу, надели наручники. При этом я их впустил и не оказывал изначально никакого сопротивления. Мало того, что они абсолютно безосновательно применяли силу, у меня сложилось впечатление, что они сами не знали сути дела, по которому пришли, и не могли объяснить, что ищут и почему они здесь.

Куда вас повезли после обыска?

Меня задержали и повезли в СБУ на Аскольдов переулок. Там следователь СБУ вручил мне подозрение и ходатайство об избрании меры пресечения. Подозрение подписал лично Генпрокурор Кравченко. Ночевал я в изоляторе до избрания меры пресечения.

Заседание Печерского суда по избранию меры пресечения детективу НАБУ Руслану Магамедрасулову / Фото: Киевская городская прокуратура

Был ли у вас адвокат? Чей это был адвокат? Что он вам говорил?

Во время обыска я попросил представителей СБУ позвонить моему адвокату, потому что сам был в наручниках. Но весь обыск они делали вид, что не могут найти контакт названного мной адвоката, хотя в реестре это минута поиска. В конце концов адвокат прибыла уже в конце. На меру пресечения уже был другой защитник. Сейчас у меня есть несколько защитников.

Когда вы могли связаться с собственным адвокатом?

Я вообще не смог связаться с адвокатом лично. СБУ не выполняла мою законную просьбу уведомить моего адвоката. Адвокат узнал об обыске не сразу и не от меня. Далее в поиск защитников включились уже моя семья и друзья. Насколько я понимаю, слитые фото с обыска гуляли телеграмм-каналами еще до его завершения.

Кто-то из представителей НАБУ вас посещал?

Меня не посещали даже родственники. Насколько мне известно, следователь не дает разрешения на свидание с моей сестрой. Только адвокаты.

Служба безопасности Украины говорит, что вы сотрудничали с народным депутатом от запрещенной партии ОПЗЖ Федором Христенко. Следствие утверждает, что Христенко — агент ФСБ и отвечал за усиление российского влияния на НАБУ. Кроме этого, органы правопорядка сообщают, что нашли в доме Христенко материалы негласных следственных действий НАБУ. Вы знакомы с Федором Христенко? Если знакомы, то как давно? Поддерживали ли связь последние годы? Если поддерживали, то по каким делам?

Не могу подробно комментировать по причинам, которые уже озвучил выше. Я был с ним знаком, поскольку он был и до сих пор остается действующим народным депутатом Украины, поэтому это часть моей работы.

Передавали ли вы Христенко когда-то какие-то материалы уголовных дел? Например, материалы негласных следственно-розыскных действий по делам, которые вы расследуете или о которых знаете?

Никогда, ни в коем случае.

Как прошло судебное заседание по избранию вам меры пресечения? Вы также выступили за то, чтобы оно было закрыто?

Я не возражал против закрытия заседания, да.

Это моя большая ошибка.

Сейчас, при апелляционном судебном рассмотрении, и на всех других судебных слушаниях я буду настаивать на открытом заседании и очень надеюсь, что суд это позволит.

Это важно, ведь в ходатайстве о применении ко мне меры пресечения следователь и прокурор не привели ни одного аргумента относительно рисков и того, почему я должен находиться именно под стражей. Подозрение само по себе вообще смешное. Там из восьми страниц текста обо мне вообще только три коротких абзаца каких-то абстрактных и надуманных обвинений.

С чем вы связываете дело против себя?

Со своей работой.

Многочисленными делами НАБУ, к которым я приобщился, и теми чиновниками, до которых нам удалось дотянуться в последние месяцы работы. Убежден, что это дело политическое и показательное. Это угроза, адресованная всем, кто имеет смелость расследовать топ-коррупцию в Украине.

Какие ваши условия пребывания в СИЗО?

В начале пребывания в СИЗО я находился в особой атмосфере.

Меня посадили в специальную очень маленькую одноместную камеру, хотя в СИЗО есть и просторные камеры, и камеры повышенного комфорта, за которые можно вносить оплату и там находиться. Закрывают мою камеру на несколько замков. Меня здесь обыскивали по несколько раз в день. При этом, я же вижу, что условия пребывания явно не такие, как у других, в части элементарных бытовых вещей. Я понимаю что такие условия — явное указание сверху. Сама по себе эта обстановка и отношение — это тоже попытка давления. Важный нюанс: с тех пор, как я в СИЗО, меня даже ни разу не допрашивали.

К вам применяли физическую силу? Если применяли, то когда, кто и как?

Представители СБУ, которые пришли с обыском, применяли силу. У меня были многочисленные побои, я все это зафиксировал. Более того, из моей квартиры в Днепре исчезли деньги. Это небольшая сумма. Но все равно странно и стыдно за такую мелочность. Весной я перенес две сложные и долговременные операции на сосудах головного мозга. Период реабилитации еще не прошел. Обо всем этом было прекрасно известно СБУ. Все документы в подтверждение мы предоставляли в судебном процессе. Мы приложим усилия, чтобы Европейский суд по правам человека дал оценку и этому, и специфическим условиям содержания.

Я долго находился на больничном в период, когда СБУ за мной следила. В том числе они следили во время моего пребывания за границей, что было официальной и законной частью моего реабилитационного процесса. Мне очень интересно, сколько сотрудников СБУ следили за мной в Испании, и сколько средств налогоплательщиков государство потратило на это.