— Как вывод войск из Авдеевки меняет ситуацию на фронте?

— На фронте эта ситуация изменится не за один день.

Давайте начнем с того, чего некоторые боятся, и что, к счастью, не имеет под собой оснований. У россиян нет сейчас возможности развить этот свой [успех]. На самом деле довольно сомнительный, потому что цена неадекватная, но все же формальный успех.

Если мы просто посмотрим на карту, мы увидим, что взятие россиянами Авдеевки, это не прорыв в глубину нашего тыла, это не прорыв фронта. Это они наконец-то для себя выровняли линию фронта и убрали наш выступ, который заходил очень глубоко в их оборону. Поэтому они переведут сейчас дыхание.

Читайте также:

«Агентурная сеть понимала ситуацию». РФ ждала, когда вал проблем станет критическим в Авдеевке, КАБы проломили оборону — интервью NV с Лютым

Развить успех на том направлении, честно говоря, я таких перспектив не вижу. В частности потому, что учли наконец (жаль, что поздно, но хорошо, что учли) уроки предыдущих боев, в частности Бахмута. И части из Авдеевки отходят не окапываться сразу на новом месте, а на уже заранее подготовленную новую линию обороны. И нет сил у россиян сразу бросаться штурмовать эту линию, они еще не отошли от тех жертв, которые они понесли, пока брали Авдеевку.

Но другое дело, что через какое-то время мы изменения почувствуем, потому что Авдеевка на себе связывала 40-тысячную группировку россиян. Это город, который в лучшие довоенные времена никогда не был больше 15 тысяч населения. И то, что осталось живое и боеспособное от 40 тысячной группировки, а это не более половины, оно теперь освобождается.

И не надо ходить к гадалке, чтобы понять, что на ротацию в Россию этих людей не отправят. Хотя многие из них, между прочим, наивно на это надеялись.

Это отдельная сопроводительная история ко всей авдеевской кампании. Оказывается, в попытке как-то примирить своих бойцов с тем, что их буквально штабелями там клали и гнали на совершенно откровенно «мясные» штурмы, чтобы их хоть немножко морально поддержать, запускали слухи, что после взятия Авдеевки им всем будет дембель. Ну вот сейчас их ждет очень жесткое разочарование.

Не будет не то, что дембеля, не будет даже отвода в тылы на отдых. Просто потому, что не могут россияне себе сейчас этого позволить.

Это, между прочим, один важный момент, который у нас часто забывают: из того, что у нас есть большие проблемы, в частности по количеству личного состава, не надо делать ошибочный вывод, что у врагов таких же проблем нет. Как раз они достаточно зеркальные, они как раз достаточно похожи у обеих сторон.

Так вот из этого следует, что тех россиян, которые освобождаются после захвата Авдеевки, за какое-то достаточно короткое время (не думаю, что прямо день в день или даже за неделю, но за несколько недель) мы увидим на других участках фронта. Скорее всего, их перебросят или под Купянск, или на левобережную Херсонщину. И, соответственно, нам станет дальше тяжелее там.

Вот то, что для нас изменится после взятия Авдеевки. Рассосется та большая группировка, которая была связана на Авдеевку, и ее разбрасывают по другим участкам фронта, чтобы усилить там наступление.

— Кстати, много демобилизованных россиян, но уже радикально, в виде груза 200 или 300-е. Если посмотреть на российские паблики, там истерика. По потерям просто истерика, что не характерно для российских так называемых военкоров.

— Я как раз сегодня мониторил много их этих пабликов. Если мы отбросим те, которые откровенно пропагандистские, «на зарплате», чисто кремлевская пропаганда, где «плюнь в глаза — божья роса». А если мы берем их военкоров, которые реально работают «на земле», которые ездят в воюющие части, что-то там привозят, то у них, действительно, просто истерика.

И, кстати, у них абсолютно сейчас нет этого «победобесия» относительно того, что они взяли Авдеевку. Там скорее наоборот.

Там основное настроение скорее растерянное: «Ну окей, ну взяли мы Авдеевку. Ну и что дальше? А цена какая?»

И вот больше всего меня заинтересовало то, что все эти российские военкоры, все в один голос говорят, что они заплатили за Авдеевку больше, чем за Бахмут. А цифры по Бахмуту мы знаем. Покойный [глава ЧВК Вагнер] Пригожин успел их обнародовать: 100 тысяч общих потерь, из них 40 тысяч только убитыми. Это цена Бахмута для россиян. И это их источник.

Таким образом, когда они говорят, что они за Авдеевку заплатили однозначно больше, а некоторые даже говорят, что примерно вдвое больше, дальше складываем. То есть 150−200 тысяч общих потерь, из них до 80, а минимум 60 тысяч — только убитыми.

И оно совпадает с тем, что я знаю от ребят непосредственно оттуда, о буквально застеленных улицах, о наших позициях, перед которыми лежит вал из этих трупов. На самом деле цена, которую платят сейчас орки, абсолютно неадекватна.

Именно поэтому я абсолютно убежден, что Авдеевка была не военным приказом, а политическим. Я не считаю российских генералов гениями стратегии. Они себя таковыми не показали. Но считать их полными дураками, к сожалению, тоже не приходится.

Читайте также:

«Ворота в Донецк». Это пиррова победа россиян, но и позитив найти очень трудно — Попович анализирует выход ВСУ из Авдеевки

— Это опасно. И не нужно этого делать, безусловно.

— И поэтому, если они аж настолько кладут свой личный состав, то это явно приказ не генеральский, а на пару уровней выше. «Лично государь-император повелел» взять Авдеевку любой ценой. И вот эту «любую цену» они и заплатили. На самом деле страшную абсолютно цену. И как это ни ужасно звучит, но выгодную для нас. Авдеевская операция на самом деле для нас была выгодна.

Я понимаю, что это звучит абсолютно не гуманно, потому что и мы там потеряли людей. И даже наши люди, которые оттуда живыми вышли и сейчас продолжают выходить, перенесли ад. Они были в аду. Это правда.

Но война — это вообще очень негуманная вещь. И у нее есть своя арифметика, которую надо считать с холодной головой, с калькулятором. Война — это прежде всего не о том, где линия фронта, а о том, кто кого сколько убил. И в этом смысле Авдеевка была для нас очень выгодна.

— За сутки они теряли по 1300 [военных] убитыми. Это они говорят. И такое же количество — это тяжелораненые, которые, как они пишут, будут двухсотыми уже через несколько часов.

— И, кстати, это абсолютно коррелирует с тем, что я видел на некоторых съемках от наших ребят там. Они практически не выносят раненых. Это, честно говоря, для меня шок.

Когда начиналась война, я имею в виду 2014−2015 годы, я же это хорошо помню, они тогда себя вели плюс-минус так, как мы. Они так же боролись за своих раненых, они даже тела вытаскивали так же, как мы. Обмены сразу пробовали устроить даже телами погибших.

Сейчас совершенно другая картина. Сейчас они просто бросают своих раненых и ползут дальше или убегают. Это меня шокирует, потому что наши ребята, на самом деле, и сейчас выносят, вытаскивают.

Я даже скажу печальную статистику, но она говорит о нас, что мы остаемся людьми. У нас, на самом деле, до трети раненых — это те, которые получили ранения, когда пытались вытащить других своих раненых или даже тела товарищей погибших. Да, это увеличивает наши потери, но это по-человечески. И ты совершенно по-другому воюешь, когда ты знаешь, что если тебя ранят, то все бросятся тебя спасать и будут рисковать собой, чтобы тебя спасти. Ты по-другому себя тогда чувствуешь абсолютно.

И у орков (россиян — ред.) это полностью исчезло, они в этом смысле деградировали абсолютно. Они реально бросают своих раненых. И это у них сейчас именно норма, а не исключение.

Наша полевая медицина (эта так называемая медицина первого, «золотого» часа, когда решается, кто 200-й, кто 300-й, далеко не идеальна. И вот здесь нам еще есть чему поучиться у наших западных партнеров. Если воевать мы еще их научим, а вот в плане спасения раненых мы не дотягиваем. Но по сравнению с орками, это день и ночь просто. Наша эта медицина первого часа и их медицина — это разница между XXI и XX веком.

— Но этот час вряд ли мы сможем в ближайшее время обеспечить, потому что довольно часто техника просто не может пройти для эвакуации раненых.

— Нет-нет, я сейчас не о технике. Я как раз о том, что делают сами бойцы, пока нет врача, пока нет парамедика и нет возможности вывезти. Именно наш обычный, рядовой боец гораздо менее обучен выполнять фактически роль отсутствующего медика, чем обучают по натовским стандартам.

Но у них такое впечатление, что у них (у россиян — ред.) даже те, кто считаются парамедиками, тоже очень много чего не умеют, и медицинское обеспечение у них какое ужасное. Это реально именно уровень еще советской армии.

— А это, кстати, причина, почему вся нация должна знать основы тактической медицины.

— Абсолютно соглашаюсь.

Читайте также:

«Надо дождаться марта». Отход из Авдеевки — это лишь маневр, переломный момент еще впереди — интервью с бойцом 47-й ОМБр

— То, что объединяет и Бахмут, и Авдеевку, — это вот этот вал, которым россияне идут в атаки. И этот вал Купянск может сейчас почувствовать на себе. Возможно, знаешь, определенные угрозы возникнут для Курахово, Угледара, Степового? Судя по планам россиян, которые я видел, они замахнулись даже на наступление в направлении агломерации Краматорск-Славянск. Или это блеф?

— Нет, они это попробуют. А вот что у них из этого получится — это уже, говорил слепой, увидим. Они сейчас максимально пытаются использовать то окно возможностей, которое им создал [кандидат в президенты США] Дональд Трамп. Они прекрасно знают, что у нас снарядный голод, и они прекрасно знают, что он может в любой момент закончиться, если только конгрессмены договариваются между собой. И они пытаются максимум выжать из этого периода, пока у нас дефицит снарядов.

— То есть оккупанты сейчас могут воспользоваться ситуацией, чтобы перебрасывать какие-то силы на другие направления фронта?

— Они 100% это сделают. Я же говорю, они им отдыхать не дадут. Они сейчас их будут перераспределять.

— Россия потеряла, а заодно и во время атаки на Авдеевку, огромное количество бронетехники. Международный институт стратегических исследований в Лондоне проанализировал и говорит о том, что после полномасштабного вторжения в Украину 24 февраля 2022 года Россия потеряла более 8800 танков. Это большое количество.

— Мне кажется, не танков, в общем бронетехники. Из них где-то три тысячи танков примерно.

— Написано «танки». Из них более трех тысяч — это за прошлый год. Так что, я думаю, что речь идет все же именно о танках.

— Если только о танках, то тогда вообще… Согласно данным Military Balance, у России было в целом где-то две тысячи танков в строю на начало «СВО», и одиннадцать тысяч — на сохранении. То есть всего тринадцать тысяч. Если из них восемь тысяч уже сожжено, то, вообще счет такой, что у них осталось меньше, чем на год.

Я не уверен именно в этой цифре — о восьми тысячах. Но есть цифра, в которой я абсолютно уверен. Это о том, что за последние месяцы, только согласно независимым данным, Россия сейчас делает где-то 20 новых танков в месяц, где-то 50 снимает с консервации со складов, то есть 70 машин выезжает на фронт. А за это время мы в среднем сжигаем 120 [единиц] - в разные месяцы от 100 до 150. Таким образом общий дебет с кредитом — это минус 50 машин каждый месяц. И оно так плюсуется.

Это к вопросу, можно ли выиграть у России войну на истощение. Еще как можно. У нее далеко не такие бездонные ресурсы, как они пытаются надуть щеки и показать. Там «днище» уже, на самом деле, просвечивает.

И по людям. Да, у них мобилизационный резерв где-то в три-четыре раза (подчеркну, в три-четыре, а не в 10 и не в 20) больше нашего. Но когда у них потери в семь-восемь, а иногда в 10−12 раз больше… Так же арифметика, мягко говоря, не в их пользу.

— Хотя запасы там еще, видимо, значительные все же.

— Значительные. На год, на два. Но не на 10 и не на 20 [лет].