«Залужный на своем месте». Ни один генерал сейчас не изменит ситуацию на поле боя. Нужны ресурсы — интервью NV с Романом Костенко

Мы видим, идет даже внутри дискредитационная программа, или как ее правильно назвать, для того, чтобы, видимо, лучше это воспринималось. Потому что вопросы есть, и были до этого, и у депутатов. Хотя депутаты от правящей партии полностью подчиняются Офису [президента], но вопросы все же задают — они понимают, что им надо что-то избирателям своим рассказывать, в том числе на округах. И им таким образом эту информацию подают.

Снимут или не снимут? Я вам ответить не могу, но все идет к тому, и готовится поле для того, чтобы сменить. Все может измениться. Мы уже неоднократно видели, как уже готовились кого-то снять, но потом оставляли.

Но все, что происходит, как нагнетается, то все это похоже на то, что президент Зеленский захочет сменить главнокомандующего.

— Ряд СМИ пишет о том, что не сменили Залужного только потому, что не нашли замену. А есть в Украине сейчас генерал, который может заменить Залужного и дальше продолжать вести эту войну?

— Чтобы никого не обидеть… Я скажу свою точку зрения.

Залужный у нас главнокомандующий. Он уже показал себя довольно эффективно на этом месте. Он показывает свою позицию, она правильная. Мы слышим и видим видение, которое он подает, в частности в своих статьях, как должна вестись война. Это его видение. Он в первой статье написал то, что произошло на поле боя, и за это его очень сильно критиковали, в том числе и Офис президента. А сейчас по факту признают, что сложная, патовая ситуация на фронте. Мы говорим о том, что Залужный правильно все описал и сказал реальные вещи, которые есть.

Если мы говорим о замене… Я вообще считаю, что он на своем месте и он дальше должен продолжать борьбу. Объясню. Потому что сейчас он уже символ Вооруженных сил. И люди доверяют армии, а через армию доверяют и Залужному. И это гораздо большее доверие, чем даже доверие к власти.

И мы должны понимать, что его смена может привести к расколу общества. Я не знаю кого назначат. Изменит ли этот человек сейчас что-то на поле боя? Без предоставления ресурсов ни один генерал не изменит ситуацию на поле боя.

Мы сейчас должны говорить не о замене персоналий, а об усилении нашей армии. Это главное. Когда будут нормальные ресурсы, то можно поставить и другого генерала. Потому что мы сейчас не говорим о составляющих общества, морально-психологических. Если будут ресурсы, будет все, то можно найти замену, поставить и они будут воевать.

Но, если говорить о замене Залужного, потому что он с чем-то не справился, то расскажите нам, с чем он не справился? Я не вижу. Нужно, чтобы были какие-то объяснения. Те объяснения, которые пишет Марьяна Безуглая, бессмысленны, с моей точки зрения. Люди это сразу же и объясняют в комментариях.

— Вы сказали, что отставка может быть рискованной, потому что она может привести к расколу в обществе. Поговорим не обо всем обществе. Что вам известно о настроениях в армии, если Залужного заменят?

— Я общаюсь со многими военными, но это же не является суперпоказателем. Но большинство тех, с кем я общаюсь, Залужный вполне устраивает. Это их главнокомандующий, с которым они начали ведение войны, и военные очень серьезно оценивают.

Мы находимся, в этой точке. Понимаете, а мы могли реально находиться в совершенно другой точке. И когда мы говорим о том, что контрнаступление [было не слишком успешным]… Мы сами его «раскачали» (информационно — Ред.), потом оно не удалось, и сейчас пытаемся переложить [ответственность] на плечи военного руководства.

Военные подходят с другой точки. Они понимают, какие у нас были ресурсы. Они понимают, какие есть у россиян ресурсы. И они понимают, что все, что было сделано, это все же заслуга — и политического руководства, но непосредственно войной на поле боя занимается военное руководство. Это их общая заслуга. И в этом всем Залужный сыграл тоже большую роль. И всех генералов, которые есть. Это заслуга непосредственно тех, кто руководит на поле боя.

Я всегда говорю, что потеря каждого нашего военнослужащего, это для нас очень большая потеря. Но если мы отходим от моральной точки зрения и заходим в военную составляющую, говорим о потерях, которые мы понесли, которые мы задали врагу, я считаю, что это также достижение военного руководства. В том, что в такой войне, в таком конфликте никто не знает, какие это цифры [потерь], но они не являются большими. Когда люди увидят, они удивятся. Но еще раз хочу повторить: это с военной точки зрения мы смотрим. Каждая жизнь каждого солдата для нас она бесценна.

— Преемниками, вероятно, рассматривали двух людей. Это Александр Сырский, генерал, за которым стоит харьковская операция, и Кирилл Буданов, глава разведки. Я видела больше всего споров и вопросов по Буданову. Мол, разведчик, даже если он очень профессиональный, не может руководить армией. И это было бы очень нерелевантное и неправильное назначение. Что вы об этом думаете?

— Я не хотел бы говорить о персоналиях очень конкретно. Кирилла я знаю давно, мы учились вместе в военной академии. С моей точки зрения, он на своем месте. Он дает результат. Есть вопросы к некоторым отдельным операциям, но ко всем есть. Но он на своем месте, он делает свою работу.

Вопрос, я считаю, что сейчас не о нем, не о Сырском. Рано говорить о смене, когда [отставки] еще нет. Кандидатов я знаю даже гораздо больше, чем вы только что назвали. Я не буду их озвучивать. Но позиции и этих кандидатов… Я не скажу, что они обеими руками «за», уже стоят под кабинетом Залужного: «Выходи, а мы сейчас займем твое место и победим».

Все понимают, что ситуация сейчас не достаточно хорошая на поле боя. И просто смена главкома [не поможет].

Давайте смоделируем ситуацию. Есть Залужный, ситуация та, которая есть. Он понимает, какие поставки вооружения есть и какие были до этого. Они сейчас уменьшаются. Я скажу, что сейчас есть нехватка боеприпасов, особенно высокоточных, на некоторых направлениях. И теперь приходит другой человек, хочет стать главкомом.

Тот же Буданов или генерал Сырский. Они же хотят принести какую-то пользу и прославиться в боях, освобождением [территорий] в том числе. Или кто-то хочет стать на должность, понимая, что сейчас очень мало возможностей для победных операций? Сейчас нужно держать фронт, делать рутинную работу, проводить мобилизацию… Вот увидите, у нас весь 2024 год будет годом мобилизации, потому что у нас до сих пор еще законопроект не принят. И пока он будет принят, потом месяц [займет] имплементация. Мы только начнем это все реализовывать к середине лета.

То есть ты становишься главкомом, когда у тебя нет никаких ресурсов, то есть ты не можешь особо что-то планировать, а тебе все задают вопросы. И говорят: «А при Залужном было более активно или больше было артиллерии». Никто же не скажет, что это просто нам союзники сейчас меньше дают. Все скажут, что это, видимо, из-за [смены главкома].

Они (кандидаты — Ред.) это все прекрасно понимают.

Должны понимать, что смена генерала сейчас мало что даст. Нам нужно нашей всей дипломатии работать на то, чтобы у нас были ресурсы. Война — это прежде всего ресурсы. А когда у нас будет достаточно ресурсов, то у нас есть Залужный, а есть еще, я думаю, десятки генералов, которые с наличием ресурсов могли бы не хуже, чем Валерий Федорович, воевать и вести эти самые боевые действия.

Относительно него непосредственно. Мы видим, как сейчас все происходит, какую субъектность имеет Верховная Рада. Мы видим, что там практически…

— Народная депутатка Мария Мезенцева говорила, что в парламенте царит демократия, слаженность.

— Конечно. А что еще вам может сказать Мария?

Демократия в чем? У нас парламент не является субъектным. Вот в чем основной вопрос. Депутаты не могут даже выехать по рабочим делам за границу. Их ограничивают во всем, во всех вопросах. И сейчас еще больше.

Парламент принял, например, законопроект о списании военного имущества. Это крутой законопроект, один из лучших для военных, который был сделан.

Президент выезжал на передний край. Если он был в правильных войсках, они должны были ему задать этот вопрос: «А как насчет списания?». Если не задали, значит он был не на том нуле, на котором надо. Потому что это вопиющая проблема именно там.

[Законопроект] о списании военного имущества. 302 народных депутата [проголосовали], воля конституционного большинства. Он (Зеленский — Ред.) до сих пор и это не подписал, нарушая Конституцию. Какое это отношение к парламенту? Парламент может что-то ему это сделать? Нет, мы только пишем на него петиции. Военные постоянно спрашивают, а президент не подписал. Значит, ему это не интересно?

Мы говорим о новой армии, о дебюрократизации, о проблемах в армии. У нас есть проблемы в армии. И все об этом говорят, что «это проблема Залужного». Смотрите, я написал законопроект, депутаты за него проголосовали, президент его не подписал. А это одна из самых вопиющих проблем. Он должен это подписать.

Возвращаемся к правительству. Является ли оно субъектным? Мы видим фотографии, например, где [глава Офиса президента] Андрей Ермак сидит, разговаривает с министром иностранных дел [Венгрии Петером Сийярто], [министр иностранных дел Украины Дмитрий] Кулеба сидит сбоку. Хотя бы, с точки зрения дипломатии, это фото не показывали.

Конечно, мы понимаем, что у нас все «министры» сидят в Офисе и отдают оттуда команды. Поэтому иногда складывается впечатление, что просто хочется кого-то удобного в войсках. Я думаю, что войска — это как раз одна система осталась, которая еще субъектная и которой доверяют люди. И, возможно, это не достаточно подходит верховному главнокомандующему. Складывается такое впечатление.

— Одна из причин, почему Зеленский может быть недоволен Залужным (по крайней мере он это косвенно подтверждал, и Марьяна Безуглая об этом говорила), что, мол, у Залужного нет видения войны. Вы упомянули колонку, которая на днях вышла на CNN. Можно ли это трактовать как видение и наличие стратегии у генерала? Если да, то тогда аргумент о том, что видения нет, отпадает сам собой.

— Однозначно это можно трактовать как видение. Мы все понимаем, что сейчас новая война. Генерал об этом написал, но актуальность этой статьи — конец 22-го, начало 23-го года также. Все, кто на поле боя, это понимали еще тогда. Конечно, это внедрялось, это делалось, и это понимание к военным генералам приходит постепенно, они все это оценивают.

Но мы как солдаты на поле боя это уже видели давно, что за этим будущее. Учитывая наши ресурсы, российские, [нужно] ведение асимметричной войны. И понятно, что именно этим только войну не выиграешь, но это то большое стратегическое направление, по которому нужно идти, для того, чтобы быть в паритете с РФ, с их возможностями, с их ресурсами; и держать оборону на том фронте, который у нас есть. Поэтому это правильное видение, по которому надо идти.

Но когда мы говорим об этом видении, мы должны об этом комплексно говорить, в том числе и в разрезе закона о мобилизации. И я об этом уже говорил, и еще раз скажу. Мы должны понимать, что на поле боя у нас сейчас (в среднем) солдаты, которые воюют в возрасте за 40 [лет], а иногда и далеко за 40. Молодых — меньший процент.

А воевать современными технологиями (на опыте подразделений, к которым я приобщен) достаточно сложно уже в таком возрасте, особенно учитывая, что многие из тех, кто приходит в армию, никогда даже не имели доступа к технологиям.

Поэтому для того, чтобы воевать в современной асимметричной войне, о которой мы так много говорим, о которой пишет главком, нам нужны и специальные люди — это молодежь, которая этим занималась. Их не нужно так много, но нужно специальных людей привлекать. А у нас, например, ограничение сейчас с 18 до 27 лет стоит.

— Это важно. Мне кажется, что парламент еще 30 мая 2023 года проголосовал за законопроект, который предусматривает уменьшение мобилизационного возраста до 25 лет. Президент его не подписал до сих пор. И, возможно, норму сейчас включат в законопроект о мобилизации.

— Такое впечатление, что это такое пацанское — «я не подпишу, в другой закон его вставьте, я его потом подпишу». Ну у тебя уже есть этот закон, ты можешь сейчас решить все одной своей подписью. А это ответственность на себя взяла Верховная Рада (о субъектности говорим), прописала, а президент не подписывает, потому что так.

Возвращаясь к мобилизации, мы сейчас должны создать мотивационные условия для того, чтобы эта категория людей пришла и использовала эти асимметричные средства, вела эту современную войну. Это именно для людей, которые моложе 30 лет. Мы можем сделать хоть несколько миллионов дронов, но если не будет людей, которые могут правильно, эффективно их применять, это будет проблема.

В одном из подразделений, в котором я работаю, один из лучших бойцов, который поразил более ста единиц техники [дронами]. Он был супергеймером до этого, не имел военного опыта, родители его даже лечили от этой зависимости. Но сейчас он лучший боец. Именно в дронах. И уничтожил около ста единиц техники. Вот кто нужен для этой войны.

И для этого нужно проводить специальные мероприятия, а не просто хватать людей на улице, спрашивать, инвалид или нет, и давать оружие, чтобы идти в атаку. Нужны мотивационные подходы, конкретные, если мы хотим выиграть в этой войне с помощью современных технологий.