— Главком ВСУ Александр Сырский сообщил, что он двое суток находился на передовой. И обозначил направление, на котором сейчас россияне активно атакуют, — на Курахово и Покровск. Почему россияне выбрали именно это направление для удара?

— У российского командования нет таких узких целей, как Курахово и Покровск. Операции россиянами проводятся на всем фронте, на каждом операционном направлении у них есть ударные участки, на которых они концентрируют свои усилия для достижения тактического преимущества. Есть направление Купянска, есть направление Терны — Торское, есть направление под Бахмутом, район Бахмута. Есть направление Покровск, под Авдеевкой, направление в районе Роботино, Урожайное… Часов Яр, конечно, тяжелые бои идут. Есть большое количество таких участков, где враг пытается создать большое преимущество, получить там тактическую инициативу и создать преимущество над нашими войсками.

Наступление россиян идет на всем 800-километровом участке активного фронта. Выделять что-то отдельно, думаю, нелогично, потому что атаки и давление идут на всем фронте. Враг пытается помешать нашему командованию перебрасывать резервы, истощить наши войска, всю действующую армию, а не какие-то отдельные компоненты.

— Российские оккупанты перебросили две парашютно-десантные дивизии с направления Роботино на Курахово и Покровск. Насколько это усложняет ситуацию на этом направлении и создает угрозу Покровску, который является стратегическим пунктом?

— Не думаю, что у противника есть две свежие дивизии. Думаю, речь идет о каких-то отдельных частях, подразделениях из состава этих дивизий. Конечно, они постоянно перебрасывают свежие силы, Россия продолжает активную мобилизационную кампанию, вербовочную, в отличие от Украины. Поэтому противник регулярно отводит в тыл отдельные дивизии, полки, бригады и целые армии, проводит ротации в общевойсковой армии, пополняет их; и для того, чтобы продолжать атаки, усиливает этими силами определенные участки фронта, где идут активные боевые действия. Это происходит по всему фронту, не только на каких-то отдельных участках.

Читайте также:

«Если им удастся, это серьезный успех». Армия РФ из Очеретино и Часового Яра хочет выйти на линию Покровск-Константиновка — Давид Шарп

Сейчас противнику удалось продавить украинскую оборону на направлении Очеретино — Керамик. Противник сейчас будет пытаться развить свой успех после захвата Очеретино. Пройти, продвинуться дальше, надеясь, что здесь наша оборона уже понесла серьезные потери. Поэтому очевидно, они туда будут перебрасывать резервы. Пехотные штурмовые подразделения, которые у них были, уже уничтожены, понесли большие потери. И теперь в районе Очеретино два дня по сравнению с тем, что было раньше, накал боевых действий немного снизился. Враг хочет возобновить максимально интенсивные боевые действия и будет перебрасывать в тот район резервы пехоты вместо той, которую уже выбили.

— Если россияне продавили оборону в районе Очеретино и будут пытаться создать «аппендикс» в направлении Покровска, по вашему мнению, это создает благоприятные условия для его перерезания в конце концов?

— Конечно, ситуация для противника там также очень сложная. Наступление они ведут по узкой «кишке», я бы так сказал. Поэтому, конечно, для них это формат невыгодный.

Сейчас они по своей тактике будут расширять зону прорыва, пытаться расширить эти участки, чтобы защитить себя от ударов с флангов. Пока таких примеров, когда бы наши войска проводили такие удачные контратаки и срезали российское наступление, прецедентов не было.

Но российское командование этого опасается и сейчас будет делать все, чтобы обезопасить свои фланги. Возможности такие существуют. Но для того, чтобы ими воспользоваться, надо иметь комплектные войска — свежие, прошедшие пополнение, обязательную подготовку на ротации. С этим у нас большие проблемы, поскольку, как мы знаем, в Украине власть не решает вопрос мобилизации. Абсолютно все бросила на произвол судьбы — на то, что сами ТЦК, сами бригады где-то найдут людей, где-то поймают, где-то навербуют. Одним словом: «Разбирайтесь сами». Порядка и плановости, логики в этой работе нет никакой, этим мы уступаем противнику.

— Но ведь система ТЦК работает?

— Система ТЦК работает, но как? Никто же не обращает внимания, как работает система ТЦК. Работают без законных полномочий. Все те «ловли в бусики» — это же без полномочий, на это нет закона. В ТЦК нет права кого-то задерживать и куда-то везти. Это полиция имеет право, если человек уклоняется, задержать и довозить, а полиция этого не делает. Поэтому у нас есть ТЦК, которым можно дать приказ и они как-то его пытаются выполнять.

Также у нас нет электронного учета, в ТЦК его не сделали, никого во власти это не беспокоит. ТЦК должны рассылать бумажные повестки, эффективность их просто мизерная. На бумагу у нас уходит средств гораздо больше, чем вообще эффективность всех этих мероприятий. Почти никто их не берет.

Поэтому говорить, что система ТЦК работает, — это очень громкое заявление. К сожалению, ТЦК у нас абсолютно в полном хаосе, ничем не обеспечены и полностью завалены лишней, никому не нужной бюрократической работой вместо реального обеспечения — правового и ресурсного.

— Закон о мобилизации должен заработать после 18 мая. Речь идет об определенных изменениях, совершенствовании системы мобилизации. Ситуация будет изменена в конце мая?

— Нет, она не будет изменена, потому что у нас ТЦК и вообще мобилизационная система работает без необходимого законодательного обеспечения. И новый закон ничего не сделал, вообще никаких средств — ни контроля, ни принуждения — он ТЦК не предоставил. Там некоторые нормы просто упрощают эту работу, но, к сожалению, никакого повышения эффективности работы от этого не будет.

До сих пор не вступил в силу электронный учет. ТЦК не знают, кого призывать, где присылать те повестки, кто у нас чем занят. У нас до сих пор отсутствует плановая мобилизация военнообязанных и нет понимания, а сколько их у нас в стране. Этого никто не знает. Даже сама власть не знает, потому что до сих пор не сделала единый реестр. Нет реестра военнообязанных, который был бы интегрирован со всеми базами данных, и было бы понятно, где тот или иной человек находится.

Всего этого нет. [Военнообязанных] надо искать где-то на улице, без полномочий. Полиция никак не помогает работе ТЦК, уклоняется от своих обязанностей, чтобы не портить себе имидж.

Читайте также:

«Происходит оживление». Почему мужчины уже пошли в ТЦК и что будет с 18 мая — полковник из Генштаба отвечает на вопросы о мобилизации

У нас абсолютно абсурдная система. Вопрос организации мобилизации людей — это вопрос исключительно только офицеров ТЦК, которым государство не предоставило никаких необходимых полномочий для работы, чтобы они сами делали мобилизацию. Вот такой парадокс.

— Так после 18 мая ситуация изменится? Определенные карательные меры вводятся, система штрафов для тех, кто уклоняется от мобилизации.

— Это надо еще доказать, что этот штраф человек должен оплатить. По сути, кроме того, что президент снизил возраст призыва с 27 до 25 лет, никаких человеческих ресурсов новые изменения законодательства не принесут. Потому что эти люди с 25 до 27 лет, которые появятся на мобилизацию или которых можно будет призвать, — это единственный дополнительный ресурс, который можно будет мобилизовать. Все остальное — абсолютно несущественным будет.

— Как в войсках видят потребность в мобилизации? Каким образом, как правильно ее организовать?

— В войсках нет времени заниматься теоретическими вопросами совершенствования законодательства Украины. Войска занимаются войной. А мне очевидно, что какой может быть порядок, когда до сих пор в стране нет работающего электронного реестра военнообязанных, который был бы установлен в каждом смартфоне и все военнообязанные имели бы обязанность в своем смартфоне это приложение установить.

Я не знаю, а как можно делать во время войны иначе? Государство до сих пор этого не знает и поэтому это приводит к коррупции. Медики, пограничники, система Шлях, кто угодно, — у нас создана куча путей для того, чтобы не мобилизоваться, вообще не определять свой статус. Вот в чем проблема.

Да, нужны люди на самом деле не только в армии. Мобилизовать надо и в промышленность, в государственные учреждения. Но должен быть учет, кто куда идет и почему. Должны быть четко прописаны категории. Все люди должны быть учтены, все мужчины призывного возраста, и прописано, чем они должны заниматься во время войны, в какой категории. Всего этого нет.

Пока не будет базы учета, а будет сплошная коррупция на каждом шагу в каждой структуре, порядка в этом вопросе не будет.

— Думаете, что электронный кабинет также не заработает?

— Пока что его нет. Я не знаю, какие вопросы с этим электронным кабинетом. Почему такие колебания. Вон работает Дия. Что мешает добавить туда еще кабинет военнообязанного? Я просто не понимаю.

— В свое время уверяли, что в Дії раздавать повестки не будут. Возможно, мы стали заложниками таких обещаний.

— А почему? Ну это какая-то дикость. Почему нельзя в Дии это делать? Я просто не понимаю, что это за абсурдная логика?

— Ну вы же помните эти заявления?

— Я помню. Это еще одна демонстрация того, что у нас все руководители государства хотят заниматься пиаром и никто не хочет заниматься организацией обороны и мобилизацией. Вот это еще одно свидетельство.

Есть уже это электронное приложение, просто надо добавить функцию — кабинет военнообязанного. Оно заработает через несколько дней, и все.

— В то же время сейчас, говоря об усилении атак россиян на разных участках фронта, точно очень многих волнует, когда поступление техники и боеприпасов от наших партнеров реально скажется на рисунке войны. По вашему мнению, речь идет о неделях или месяцах? Сколько надо продержаться в таких условиях?

— У нас на самом деле нет никаких перспектив, что поступление военной помощи, которую сейчас направляет Запад, изменит полностью ситуацию на поле боя. Это уменьшит дисбаланс, значительно уменьшит преимущество российских войск, позволит нам больше работать техникой, безусловно. Но это не устранит критическую необходимость в организации мобилизации и в реформе Сил обороны, Вооруженных сил, управления государством, где полный хаос и дезорганизация. Это не устранит.

Читайте также:

«Но нам удалось кое-что придумать». Банзай-наступление на Харьков — самоубийственный шаг РФ, который нам попьет крови — Киричевский

То, что нам сейчас немножко досыплют снарядов, ракет, бронетехники и немного средств ПВО не устранит российское преимущество. Это уменьшит его, существенно, но не устранит. Нам надо все равно проводить внутренние реформы, а не ждать чуда, что кто-то нам что-то пришлет. Чуда не случится.

— Процитирую Сырского: «Роль и место офицера во все времена были определяющими в достижении успеха или поражения на поле боя. Невозможно командиру роты или батальона руководить боем в нескольких километрах от своих подразделений, и принимать взвешенные и адекватные решения на расстоянии, особенно, когда интенсивность боевых действий зашкаливает и есть большой риск для жизни бойцов». Достаточно откровенно главком сказал. При любых обстоятельствах командир боевого подразделения должен находиться вместе со своими бойцами на линии фронта?

— Нет, я так не считаю. В современной войне в этом нет необходимости, поскольку есть достаточно средств управления и разведки — дроны, средства вроде Starlink, современные средства радиосвязи, которые не требуют постоянного присутствия командира непосредственно на поле боя.

Безусловно, командир, с моей точки зрения, и не только командир подразделения, роты, батальона, но и генералы, должны с определенной периодичностью посещать передовые позиции, прямо на нуле. Для того, чтобы осознать, понять характер современных боевых действий на том или ином участке и учиться, потому что война постоянно меняется.

Если далеко сидеть, за картой, где-то даже в командном пункте, оно якобы близко к фронту, но ты его не видишь, не чувствуешь, поэтому не понимаешь, чего стоят те или иные приказы.

Поэтому, безусловно, каждый командир должен быть на линии фронта. Не постоянно — в этом нет необходимости, потому что командир должен управлять и контролировать обстановку. А вот что должен делать командир — периодически, в критические моменты, должен появляться на поле боя, должен видеть, когда затишье, должен видеть обстановку. Должен чувствовать на себе и учиться.

Для этого надо выходить на передовую. Всем — не только командирам роты и батальона. А я бы еще хотел на самом деле это генералам посоветовать, потому что у нас генералы этого вообще не делают. Многие командиры рот и батальонов выходят, а генералы сидят и немножко живут воспоминаниями об АТО, которые уже давно устарели. И руководят по карте и по отчетам, отрываясь от реальности.

Таким образом, я бы посоветовал, если Александр Сырский инициативу проявил, что было бы хорошо, если бы такие генералы, как Содоль, командующие Хортицы, их офицеры штаба, которые занимаются планированием, хотя бы раз в месяц выезжали на ноль и на себе чувствовали, как они там руководят, какие приказы отдают. Было бы очень полезно.

— Относительно обеспеченности, в частности боеприпасами и дронами, Сырский сказал следующее: «За эти двое суток, когда был на передовой, принял все необходимые решения по усилению обороны резервами, выделение дополнительного количества ракет, боеприпасов, средств РЭБ и БПЛА». А другую информацию я прочитал в вашем фейсбуке. Вы курьезный эпизод описали, когда военнослужащий РФ Платон Маматов имитировал то, что он 200-й, чтобы его не убили. Ему украинцы не поверили и прилетело сразу пять боеприпасов с дронов. То есть ситуация с дронами на нуле улучшается?

— Да нет, она не улучшается. К сожалению. Пока не развернуты массовые поставки дронов от государства на фронт, большая часть дронов покупается волонтерами. Поэтому по многим типам дронов есть острый дефицит, который решается самими людьми, собираются средства. Большая часть на фронте на данный момент — это до сих пор волонтерские дроны, не государственные.

— Почему так произошло, в чем причина?

— Потому что, когда забрали деньги у местных громад под лозунгом, что сейчас мы все профинансируем, к сожалению, этот процесс был очень плохо организован. Не было организовано ни финансирование вовремя, ни заказы вовремя не были сделаны. А главное, не было учтено, что, например, закупка такого высокотехнологичного оборудования, как FPV-дрон, требует гибкости и постоянного внесения изменений в заказ, перспективного планирования. И на самом деле здесь нужен децентрализованный подход в финансировании, планировании этих закупок.

Это не было сделано. В результате за первые три месяца у нас было поставлено [на фронт] просто мизерное количество дронов. Чуть больше 20 тысяч FPV-дронов государство поставило за три месяца войны. Президент говорил о миллионе за год. Прошла четвертая часть года и за этот год просто мизерное количество — 20 тысяч FPV — это потребность фронта на неделю максимум, если не совсем интенсивно [воевать]. К сожалению, реальность такая.

Так же с окопным РЭБом. Большая часть окопного РЭБа покупается не государством, а также за волонтерские средства.

Поэтому есть много проблем. Хотя я хочу сказать, что действительно Александр Сырский находится на фронте и прилагает определенные усилия, чтобы перебросить войска. Я не могу сказать, что не даются решения или кто-то сидит и что-то в кармане прячет. Нет, делается все, чтобы усилить фронт.

Но в современной войне, кроме качественного командования, прежде всего нужно качественное администрирование, организация работы. Если организации работы нет, всегда есть проблема с командованием — чем командовать, чем усиливать. То есть отдается все.

— Возможно, какой-то аудит нужен? Если эти цифры засекречены, пусть они будут засекречены, мы говорим о коэффициенте эффективности.

— Безусловно, нам нужен аудит, как минимум учитывая, что сейчас большое количество производителей дронов и далеко не все из них могут получить интересные проекты, государственное финансирование. Конечно, нужен аудит, поскольку большая часть дронов имеет похожие комплектующие, компоненты, которые покупаются у одних и тех же производителей за рубежом, а в Украине фактически собираются. Процент локализации где-то значительный, где-то — не такой значительный. При таких больших государственных заказах, которые якобы сделаны, пока результата [на фронте не увидели.]