Одной причины быть не может. Очевидно, понимаем, что причин много. Но на чем стоило бы сосредоточиться?

После того, как нам пришлось оставить тот же Угледар, ту же Авдеевку, то есть те места, где мы находились на господствующих высотах, где рельеф местности нам помогал держать оборону, правильнее, с моей точки зрения, было бы отойти сразу на 10−15 километров на запад, потому что там начинается снова рельефная местность, которая полезна для того, чтобы там иметь фортификацию, чтобы там держать оборону.

В низине оборону держать [невозможно]. В учебниках даже прописывается, когда люди учатся военному делу, что в низине оборону держать нельзя — это неудобно, это опасно и дает преимущество врагу.

Поэтому отходим мы не столько потому, что что-то там не удачно происходит, а потому, что там были неудобные позиции после того, как нам удалось выйти с господствующих высот. Мы понимаем, что нас выбили, к сожалению, с господствующих высот, а вокруг них не господствующие высоты. Надо было отходить сразу на большее расстояние.

Но расчеты — «сколько квадратных километров мы потеряли», «на сколько метров враг продвинулся» — влияют на принятие решения нашим военными. Я представляю, что началось бы, какие начались бы разговоры, если бы мы отошли сразу на 10 километров, но отошли бы, с военной точки зрения, правильно, отошли бы на удобные позиции. Рассказывали бы, что надо снимать всех, всех менять (военных командиров — Ред.) — у нас есть такие люди.

Это решило бы ситуацию, мы бы имели меньшие потери, — если бы мы сразу отошли на удобные позиции, используя рельеф местности, что прописано во всех боевых уставах, военных учебниках. Мы бы несли меньше потерь, а враг нес бы больше потерь.

Читайте также:

«Я не знаю, как держатся наши войска». Грабский анализирует, из-за каких ошибок ВСУ вынуждены отступать в Донецкой области

Но при таком подходе, что каждый день идет анализ, сколько мы потеряли квадратных метров, — это неправильно. Нельзя так давить на военных и заставлять их принимать не совсем правильные военные решения.

Я был только командиром роты, мы занимали определенные позиции. Если бы мне кто-то сказал: «Давай ближе к врагу, но в яму станем, в ров». Я бы сказал: «Это шутка? Не смешная». Ну зачем это делать?

Ничего, что мы потеряли болото, например. Но «болото — это тоже определенные квадратные метры, давайте станем в болото, чтобы не терять квадратный метр». Ну не давайте! «Давайте в яме станем», — нет.

Мы же смотрим на карту DeepState… Это очень хорошо, молодцы ребята, они очень замечательное дело делают. Но, анализируя эту карту, мы начинаем [паниковать] - «потерять еще столько». Ну и что? Мы стали на выгодные позиции! «Нет, давайте будем держать там, где неудобно». К сожалению, это влияет. Это одна из причин.

И, конечно, враг давит максимально. Потому что он понимает, что заканчивается то, что он подготовил для этих наступательных действий. То есть не может армия наступать бесконечно.

И то, о чем рассказал секретарь СНБО [Александр Литвиненко], что нам надо еще мобилизовать минимум 160 тысяч [людей], чтобы пополнить те военные подразделения, которые ведут боевые действия, хотя бы на 85%.

То есть таким образом признали, что комплектация наших военных подразделений «на нуле», чуть больше половины — это массово. То есть мы знаем, что какая-то бригада ведет боевые действия, но это де-юре бригада, а по факту уже, возможно, батальон остался от нее. Это влияет, к сожалению.