«Это мой крест». Я лично сообщаю родным о потере — разговор NV с Героем Украины, капитаном Виталием Литвином
Герой Украины, капитан, военнослужащий Нацгвардии 4-й бригады оперативного назначения Рубеж Виталий Литвин с 2014 года защищает наше государство. В интервью Radio NV он рассказал, как получил звание Героя, о первом боевом опыте и как его подразделение разведчиков уничтожает врага.
— Из того, что вы видите, какие сейчас самые большие проблемы на фронте?
— Большое количество личного состава противника, как это было в начале полномасштабного вторжения. Все понимают, что это многочисленная армия и страна.
Это очень мощный враг, можно сказать, с очень современными образцами вооружения, и спектр этого вооружения — это крылатые ракеты, системы залпового огня, новейшее стрелковое вооружение; средства радиоэлектронной разведки, радиоэлектронной борьбы и БПЛА, как малого, так и большого радиуса действия. Это ZALA, Орланы и ударные БПЛА типа Shahed-136. Я думаю, все видели в Telegram-каналах, какого масштаба производство. Враг нам наносит совокупность многих проблем.
Но на данный момент есть пять очень тяжелых направлений на линии соприкосновения, где наши военнослужащие Сил обороны Украины очень мощно держат [позиции], как герои. На них [летит] большое количество артиллерийских боеприпасов, стрелкового вооружения, дроны типа FPV, которые враг постоянно использует. На глубину враг использует дроны для поражения наших артиллерийских систем и блокирования наших средств и сил логистики, чтобы обеспечивать подразделения переднего края.
Наши Силы обороны сдерживают этот натиск на многих направлениях, где преобладает большое количество личного состава противника, вооружения и военной техники. Проблем у нас хватает, но на данный момент, я думаю, мы сдерживаем этого врага.
— Думаю, вас должны были очень раздражать такие шапкозакидательские, как у нас были иногда настроения: да что, они этих чмобиков наберут, ракеты закончатся через две-три недели. Кажется, риторика все-таки изменилась, в том числе и в медиа. Что вы наблюдаете?
— Да. Я понимаю, почему такие нарративы звучали в первые недели полномасштабного вторжения, открытой агрессии РФ. Потому что надо было как-то гражданское население сдерживать от паники. Возможно, это использовалось тогда.
Когда мы столкнулись на Луганщине и Донетчине с подготовленным врагом, который использовал и авиацию, и полный спектр своих артиллерийских систем, как и систем залпового огня, и ствольной артиллерии и минометов; мы понимали, что это профессиональный враг, который долгое время готовился к вторжению в нашу страну. Он готовился системно: происходила как подготовка личного состава, накопление боеприпасов, так и информационно-психологические операции, которые [враг] применял на территории Украины.
Сейчас презирать врага, говорить, что мы его победим за две-три недели… Это будет война, которая еще долго будет продолжаться. Нас будут ждать на этом пути как потери, так и победы.
— Вы были человеком, который понимал, что большое вторжение будет?
— Можно сказать, что понимали, что будет большое вторжение.
Наша часть, батальонно-тактическая группа тогда выдвинулась на плановую ротацию ВСУ на Луганщину. Понимание было, но не укладывалось в голове, что можно нечеловеческими силами начать с самого утра 24 февраля бить по гражданским объектам, по критической инфраструктуре, просто уничтожать гражданское население, которое может пострадать просто от непопадания… Мы понимаем: многие их ракеты, о которых они заявляют как о высокоточных, могут иметь погрешность 100−150−200 плюс метров.
— Мы видели результаты, конечно.
— Результаты, которые, например, мы можем наблюдать в Одессе (удар по городу 15 марта баллистическими ракетами, когда погиб по меньшей мере 21 человек — ред.)
— Просто убили людей.
— Просто убили людей. Это враг. Я не могу говорить просто [российский диктатор Владимир] Путин, граждане РФ. Я их называю врагом. Для меня у них нет человеческого лица. Это просто коварный враг, который бьет по всем критическим средствам инфраструктуры, по гражданским объектам и просто не считается ни с чем.
На тот период, когда произошло вторжение, я думал, что это будет обострение где-то в Донецкой и Луганской областях. Своими человеческими чувствами я не мог… Это не укладывалось в голове.
Почему я спрашивал [перед эфиром], можно ли материться? Потому что я сам проживаю в Буче. Когда я понимаю, что я на Луганщине выполняю воинский долг, и в Буче совершаются врагом военные преступления, бесчеловечные поступки, это просто не укладывается в голове. Поэтому иногда эмоции взрываются и хочется применить какое-то острое словечко в отношении врага. Все же я ожидал, что это будет обострение на Донбассе.
— Вы сказали о Буче. Мы помним, что там произошло, как они просто расстреливали людей с завязанными за спиной руками, убивали детей, в машину с женщиной и детьми стреляли из танка. Страшные вещи происходили. Кто-то из ваших знакомых там погиб?
