«Мой дом сгорел за полчаса». Житель Луганщины Владимир Надобных вспоминает, как потерял жилье в пожаре и рассуждает о пандемии в регионе
Владимир Надобных — житель Луганщины. За последние несколько лет ему приходилось неоднократно менять место жительства из-за внешних обстоятельств. Его дом в Новоалександровке, куда перебрался из Первомайска с семьей, сгорел осенью этого года вследствие масштабных лесных пожаров.
Ко Дню прав человека, который отмечается 10 декабря, НВ вместе с Мониторинговой Миссией ООН по правам человека в Украине публикует серию историй о том, как пандемия непропорционально влияет на людей в уязвимых ситуациях и почему важно ставить права человека в центр реагирования на кризис COVID-19.
Уже несколько месяцев Владимир Надобных живет в Попасной, в доме, который достался ему в наследство от покойной матери. Он разводит коз, чем и зарабатывает на жизнь: готовит молоко, сыр, брынзу на продажу. Мечтает о том, чтобы война поскорее закончилась и он смог вернуться к нормальной, мирной жизни — без боевых позиций рядом с домом и заминированных полей в окрестностях.
В интервью НВ Владимир Надобных рассказывает о том, как живет прифронтовая Луганщина и какие вызовы привнесла в жизнь местных жителей пандемия коронавируса.
О жизни под обстрелами
Дом в Новоалександровке я купил в 2011 году. Жил там с женой и с двумя детьми. Там мы занимались сельским хозяйством, предпринимательской деятельностью. У нас там были козы, мы их там же на местных полях и пасли. Но в 2016 году, когда в селе заняли позиции военные ВСУ, все было заминировано. Поэтому приходилось ходить по деревне и пасти их там, выбирать какие-то места — многие из деревни повыезжали, людей стало мало.
Некоторое время Новоалександровка была в серой зоне конфликта. За эти годы получил два ранения. Одно — при обстреле, другое — пока пас коз на территории деревни, недалеко от пруда. Там наткнулся на неизвестное взрывное устройство.
Ранее деревня постоянно находилась на линии огня. Люди регулярно получали ранения, дома разрушались. Жить там можно было только с помощью гуманитарных организаций, таких как ООН, Красный Крест и другие — они помогали решать разнообразные проблемы.
22 июля 2014 года в Новоалександровке пропало электричество. При обстрелах повредили подстанцию на шахте в Первомайске, из-за чего вся линия полностью обесточилась. Как жить без электричества? Конечно, сложно. Учитывая, что у людей насосы, которые качают воду, пользоваться ими можно только при помощи генератора. Нельзя подключить холодильник, стиральную машину и другую бытовую технику. Генераторы — все на бензине. Чтобы купить бензин, нужно выехать в город. Все это люди возят вручную, на велосипедах. От деревни до заправки — это около 6 км. До аптеки — где-то 7 км, она находится чуть дальше.
Начиная с 2016 года мы постоянно обращались в разные инстанции с просьбами восстановить электричество, но никто нам так и не смог помочь. Самым же последним ответом, который я слышал, было: «Ну, вас там 80 человек живет, зачем вам что-то восстанавливать?». Когда цитировал Конституцию, в ответ услышал только смех [Население Новоалександровки по переписи 2001 года составляло 124 человека. По состоянию на конец января 2018 года население составляет 17 человек].
В 2018-м Новоалександровку вернули под контроль Правительства Украины. Сейчас в селе располагаются боевые позиции ВСУ.
О сентябрьских пожарах
1 сентября этого года в Новоалександровке были большие пожары. Около часа дня за деревней, приблизительно в километре-полутора от нее, сработала сигналка. От этого загорелся камыш, огонь стал быстро распространяться и дошел до деревни. У одного местного жителя загорелся сарай, но тот сумел потушить его своими силами. Дальше огонь перекинулся на позиции ВСУ — так как мирные жители туда зайти не могли, военные тушили его сами.
Но когда огонь перекинулся на село, остановить его было уже невозможно. Сухая трава, ничего никто не выкашивает, ветер был в ту сторону сильный — так сгорело 14 домов. Мы звонили в пожарную, но они толком ничего не сделали — поехали тушить не село, а лес, так как там тоже горело. В лесу находятся боевые позиции, склады боеприпасов, потому лес тушили в первую очередь.
Когда огонь пошел в сторону моего дома, я позвонил в МЧС в Попасную. Когда машина подъехала, огонь уже перекинулся на сарай. Пожарные нажали на джойстик, из машины брызнуло две струйки воды, и все — вода закончилась. В этот момент огонь перекинулся на мой дом. Мы просто все стояли и смотрели — дом сгорел за полчаса.
Что я ощущал в тот момент? Бессилие. Из-за того, что государство никак не помогло нам, ему наплевать на людей. Ничего не делалось властью, чтобы тушить эти пожары. Можно было выделить из соседних регионов по машине, чтобы помочь нам. Ведь тогда горела вся Луганская область.
О пандемии на Луганщине
У меня двое детей-школьников, 12 и 13 лет. Во время карантина они перешли на дистанционное образование. Это образование не имеет той силы, что обычное образование: то свет отключат, то интернет оборвался, то учителя не могут что-то себе настроить. Мой старший сын учился в университете в Харькове, сейчас тоже перешел на заочную форму обучения — качество учебы тоже снизилось.
Из-за пандемии всех обязали носить маски. Но когда заходишь в какое-нибудь учреждение — государственные структуры в том числе — работники этих структур сами сидят без масок. То есть, правила не соблюдают. При этом, у них на дверях, на стенах везде висят объявления, что без масок — не входить.
У меня [в Попасной живет] четыре человека в семье, если даже считать по одной [одноразовой] маске в день на каждого, это где-то 120 масок в месяц. Государство должно было бы организовать работу каких-нибудь фондов, где людей могли бы этими масками обеспечивать.
Уже полгода, с марта месяца, в районной больнице Попасной пытаются организовать КТ — до сих пор так и не сделали, так как нет никакого оборудования. Знаю я также и о том, что медикам, которые работают с больными коронавирусом людьми, обещали надбавки к зарплатам — ничего нету.
В городе Золотое, который здесь недалеко, в 20 минутах езды от Попасной, у меня живет родственница. Вот она заболела: в 22 вечера она обратилась в скорую, и на следующий день, около 16:00 ее положили в палату в Лисичанске. Вот такая длинная процедура, вся эта волокита: скорая довезла ее только до половины пути, оставили в одной больнице — положили на каталку и несколько часов ею никто не интересовался. Когда появилось время, очевидно, поинтересовались, после чего уже перевели в другую больницу.
Я бы хотел вернуться обратно в Новоалександровку и заниматься тем, чем занимался до войны. Но для этого необходимо, чтобы оттуда ушли боевые позиции и чтобы там перестали стрелять.