— Давайте очертим то, что мы имеем сейчас на фронте. Ваше восприятие нравится многим людям. Итак, мы приближаемся к концу июня. Это тот месяц, на который многие даже наши официальные лица прогнозировали большое российское наступление или то, что концентрация войск РФ будет настолько большой, что россияне смогут чуть ли не на всех направлениях проводить атаки. Мы это сейчас и видим. Недавно главнокомандующий ВСУ Александр Сырский даже говорил, что даже на нетипичных направлениях россияне открывают фронты. Одним из них является торецкое направление. Там фронт вообще был неподвижным с начала полномасштабного вторжения, а вот сейчас россияне вскрыли даже его. Можно ли уже сейчас предполагать, что это и есть то большое ожидаемое российское наступление, которое и не останавливалось, но сейчас оно с новой силой усиливается?

— Василий, очень важное уточнение вы сделали, что оно и не прекращалось. У россиян не было разделения на затишье, малое наступление и большое наступление. Они все это время максимально давили на то, чего могли достичь. И этот максимум время от времени менялся, в зависимости от того, сколько сил и средств у них было.

Читайте также:

«Не знаю, как там держатся наши». Сергей Грабский — о наиболее интенсивном направлении фронта и новом наступлении России

И я не буду даже вдаваться в теоретизирование, а не считать ли, что самым большим наступлением был тот момент, месяц назад, когда они попытались пойти на Харьковщину в 10-х числах мая, а при этом еще и на 20-е числа мая планировалось наступление на Сумы. Если мы вспоминаем [слова главы украинской разведки Кирилла] Буданова, он предупреждал о том, что через неделю пойдут на Харьковщину, то там же было предупреждение, что где-то через 10 дней должны были пойти на Сумы. И считать ли, что отсчет этого большого наступления закончился, когда россияне на Сумы так и не пошли, потому что им пришлось перебросить на Харьковщину гораздо больше, чем они сначала надеялись, и вообще изменить там свои планы от большого продвижения в глубину нашей территории до попытки сейчас удержать хотя бы ту пятикилометровую полосу, которую они отжали в первые дни своего наступления.

Сейчас они там уже в глухой обороне. Это не значит, что там стало легче. Там очень интенсивные, жесткие бои и в районе Липцов, и в Волчанске. Но это уже бои, где мы в наступлении. Мы там уже поменялись местами.

Считать ли, что их максимум был тогда, когда они перли с севера, открывали плюс 70 километров нового фронта, или считать, что все же этот максимум — это прямо сейчас, когда они собрали десятитысячную группировку с сотнями единиц бронетехники в районе Райгородки и прут там на позиции Третьей штурмовой? Я не буду судить конкретно, какой момент считать максимальным. Но в целом мне кажется (я, конечно, могу ошибаться), судя по очень многим признакам, которые складываются в общую картину, что они в целом сейчас на максимуме своих возможностей. И это хорошая новость.

Дело в том, что такой максимум мы уже видели, такой максимум мы уже пережили, при том пережили в значительно худших условиях, чем сегодня. Мы пережили вполне сопоставимый масштаб их давления еще и до того, как Конгресс [США] разблокировал помощь. Да, это было очень страшно, это были ужасные [дни].

— Вы имеете в виду начало этого года?

— Да, я имею в виду начало этого года, когда мы были в глухой обороне. Но мы все равно выдержали давление, как по мне, сопоставимое с тем масштабом, что есть сейчас. Принципиально ничего не изменилось. И есть все основания полагать, что принципиально уже и не изменится.

У русских есть пословица, и многие воспринимают это, скажем, на веру: «Русские долго запрягают, но быстро едут». Мне кажется, что все выглядит ровно наоборот. Они как раз запрягли довольно быстро и мобилизацию провели еще осенью 2022-го и как минимум с начала 2023-го реально перевели всю экономику на военные рельсы — там оборонка [работает] в три смены и тому подобное. То есть запрягли они как раз гораздо быстрее нас. У нас еще «конь не валялся», можно сказать, по сравнению с этим.