«Это простая математика». Какие причины выхода Сил обороны из Авдеевки и что известно о пленных — интервью с Романом Костенко
Секретарь Комитета Верховной Рады Украины по вопросам национальной безопасности, обороны и разведки Роман Костенко рассказал в интервью Radio NV, какими были причины выхода украинских сил из Авдеевки и известно ли ему что-то о пленных.
— Как бы вы описали причины выхода из Авдеевки? Например, я видела объяснение Джона Кирби, советника по безопасности Белого дома. Он прямо связал выход ВСУ из Авдеевки с нехваткой боеприпасов, той помощи, которую США должны были предоставить Украине. Или есть еще какие-то объективные причины?
— В том числе. Я не скажу, что прямо не хватало [боеприпасов]. Да, у нас в целом на линии фронта между Украиной и Россией ограниченное количество боеприпасов. Но, согласно моей информации, которую предоставило высшее военное руководство, когда начались бои за Авдеевку, когда противник начал больше нажимать и использовать там больше подразделений, то туда были выделены дополнительные боеприпасы и резервы. Я не знаю, успели ли они туда доехать, не буду называть номера бригад, но уже на следующий день, когда нам это сказали, было Генштабом заявлено о том, что выходят наши подразделения. Поэтому объективно, что боеприпасы туда направлялись.
Почему отступали? Создание угрозы вокруг Авдеевки было ещё в начале полномасштабного вторжения, но потом удалось стабилизировать [ситуацию]. Потом мы помним Бахмут, Купянск. Противнику нужно было что-то, где можно было бы своими усилиями одержать какую-то победу. И вот они возобновили свои атаки на Авдеевку, потому что она была в полуокружении. Было понятно, что меньше всего усилий (несмотря на то, что их нужно было много приложить) нужно было [для захвата] Авдеевки, потому что она уже в полуокружении, можно заставить оттуда выйти личный состав.
И поэтому они пошли по пути переброски туда (и нам об этом докладывали) своих войск специального назначения. Они использовали там своих самых профессиональных [бойцов]. Там они создали достаточно серьёзное скопление, ударную группировку, которые в резерве имели войска, быстро менялись.
Думаю, есть момент, на который надо будет обратить внимание — и нам, и противник себе взял это на вооружение. Я согласен с Институтом изучения войны, которые сказали, что это был единственный раз, когда противник смог воспользоваться своим преимуществом в воздухе. И это реально факт.
Думаю, что с начала полномасштабного вторжения, если мы берем во внимание именно авиационные удары, то наибольший эффект они имели именно под Авдеевкой. Я не знаю, почему противник смог сделать это преимущество, а сбивать мы их только в последний день начали. Возможно, потому что у нас не хватало каких-то средств, и они не были туда переброшены. Но 17 февраля были сбиты три самолета, которые являются носителями этих КАБов.
Так вот: противник там создал преимущество в воздухе, и мы видим реакцию, в том числе и в Российской Федерации: они поняли, что это им дало результат. Что под этими ударами КАБов наше военно-политическое руководство приняло решение, что надо отводить наши войска.
Мы должны что-то делать, потому что россияне поняли, что они успеха достигают, в частности через свое локальное авиационное господство. Поэтому я думаю, они будут его использовать и дальше. А этих авиационных бомб у них достаточно много.
Поэтому сейчас вопрос не просто «закрыть небо», а и создать бесполетную зону хотя бы километров на 50−70 в сторону противника, потому что сейчас это их преимущество, к сожалению.
— Другими словами, если бы Украина имела самолеты, то Авдеевку можно было бы сохранить?
— Мы и так сейчас имеем самолеты. Если бы мы имели сейчас самолеты, которые могли бы конкурировать по своему оборудованию и вооружению с самолетами [РФ], в частности Су-34, Су-35, пятого поколения самолеты, 4+, то да. Но эти самолеты, которые мы имеем… К сожалению, у россиян лучшие самолеты, поэтому мы не можем даже подлетать быстро, близко и сбивать их. Потому что наши радары не конкурируют с их радарными, они нас видят дальше, и ракеты нас поражают еще на подлете, когда наши радары их [истребители] даже не видят. Это простая математика, которую мы должны понимать.
Если к нам придут F-16, которые смогут патрулировать, и хотя бы паритетно видеть друг друга, то это уже не даст [врагу] возможности подлетать так близко к нашей линии соприкосновения. Поэтому сейчас мы увидели, что авиация сыграла одну из ключевых ролей на этом направлении.
— Жаловались на отсутствие второй линии обороны. Что вы на это можете ответить? Действительно ли Авдеевка не имела второй линии обороны? Если бы она ее имела, спасло бы это ее?
— Я думаю, что те, кто говорят о второй линии обороны, имеют в виду не Авдеевку.
Авдеевка — это была первая линия обороны. Нелогично иметь вторую линию обороны в самой Авдеевке, это про тактический уровень. Я думаю, люди говорили о более оперативном уровне, что нет линии обороны за Авдеевкой. И если противник прорвет [первую], то он сможет выйти на оперативное пространство и дальше уже просто развивать свой успех.
Я знаю, что такая проблема была. Она быстро начала решаться и решается. Насколько сейчас они стабилизировали ее и хорошо выстроили? По моей информации, что зацепились за некоторые населенные пункты, построили. Насколько она эффективна? Это мы увидим в ближайшее время.
Думаю, что противник, понимая, что линия обороны ещё не стала… И это наша проблема. Ее нужно было раньше строить, минировать, чтобы бойцы только вышли [из города], стали на нее, и она уже была, как со стороны российских оккупационных войск на Запорожье. У них там сильная линия обороны, которую мы не можем прорвать, потому что они ее построили серьезно. Что-то такое должно было быть у нас.
К сожалению, у нас есть проблемы с построением линий обороны. Мы там любим «в домах прятаться».
Но сейчас есть информация, что наши зацепились, за селами стали и заняли эту линию обороны. Она выровнялась. Конечно, противнику сейчас будет непросто уже развивать успех, потому что тогда было полуокружение, а сейчас линия обороны выровнялась.
Но теперь важно, чтобы за нее хорошо зацепились, чтобы там стали подразделения, организовали инженерное обеспечение, систему огня, управление. И это же новые позиции, новые координаты, все новое. Если раньше просто артиллерия стреляла, например, по плановым целям, все было пристреляно, сейчас нужно всю систему огня переделывать.
Противник однозначно будет этим пользоваться. Плюс у них сейчас эта накатанная тактика [атаки] КАБами, которая показала свою эффективность. И пока мы не прикроем небо, я думаю, они будут продолжать ее использовать.
— Куда они будут развивать это наступление сейчас? Есть у вас представление? Покровск? Возможно, вообще на купянском направлении? Какой город сейчас может после Авдеевки стать следующей горячей точкой?
— Основные силы у них сейчас сосредоточены в Авдеевке. И есть также силы у них на купянском направлении. Какое они примут решение? Обычно, когда отходят войска, логично идти по следу отходящих войск. Поэтому я и говорю, что важно, чтобы в оборону становились не те люди, которые отходят; а чтобы становились резервы и пропускали через себя войска, которые истощены обороной, чтобы они вышли на отдых. А здесь уже стояла линия, которая их ждала бы.
Видя, что войска отходят, противник должен был бы идти за ними и нас догонять, вступать в бой.
Где они сейчас будут [атаковать]? Есть несколько направлений. На херсонском плацдарме, по моей информации, тоже непростая ситуация: противник также использует КАБы, артиллерию, пытаясь выбить наших воинов. Поэтому у них несколько серьезных направлений. В частности, они это делают для того, чтобы мы не смогли где-то взять резервы и перебросить их на то или иное направление.
Купянский и авдеевский сейчас наиболее горячие направления, там больше всего войск сосредоточено.
— Я на прошлой неделе говорила с Игорем Романенко, в прошлом заместитель начальника Генштаба, генерал-лейтенант в отставке. Когда я у него спросила о перспективах, он сказал, что печальные. Мол, что вы хотели: мобилизацию не сделали, с ТЦК смеялись, снимали их на телефоны и звали адвокатов, ведь «ТЦК делают неправильно, что забирают мужчин на фронт», сорвали таким образом мобилизацию. Он считал, что Авдеевка — это прямой результат сорванной мобилизации. Имеют ли такие замечания под собой основания?
— Я не думаю, что это является основным. То, что мобилизация идет плохо, это факт, мы об этом уже неоднократно говорили. То, что есть проблемы, то, что завалили работу ТЦК, это также проблема.
Но является ли это прямым следствием того, что в Авдеевке произошло? Нет. Потому что туда бросали достаточно резервов. Там была и 110-я [бригада], там была и 3-я штурмовая, и другие подразделения.
Думаю, что там проблема в другом. Противник создал большое преимущество в силах и средствах, как это должно быть при наступлении, и использовал свою авиацию достаточно успешно, выбил нас.
Поэтому то, что он говорит, является проблемой. Наличие мобилизационного ресурса — это является проблемой в целом для нашего всего фронта. Но.
Я в последнее время более глубоко разбираюсь в том, сколько у нас людей, сколько нужно призывать. Нужно больше мобилизованных или нужно все же набирать профессионалов. Анализируешь, сколько у нас, например, из нашей миллионной армии реально принимает участие в боевых действиях, а сколько [людей находится] в обеспечении, сколько в тылу. И там есть о чем говорить и о чем подумать.
Я четко убежден в том, что если мы говорим сейчас об асимметричной войне, нам нужно набирать специальных людей, мотивировать молодежь. В последнее время многие журналисты искажают: «Костенко сказал, что нужно мобилизовать только молодых, старые уже не нужны». Я говорю о том, что каждый солдат для нас важен. Но именно для асимметричной войны, для технологической, лучше подходят молодые.
Я не говорю, что надо, чтобы их в бусики забрасывали. Я говорю, что им надо создавать условия, чтобы эти ребята приходили и видели, как у нас развиваются боевые действия, и делали свой вклад в эти боевые действия.
Нужен точечный подход к мобилизации. Нужно идти путем мотивирования армии, и привлечения к боевым действиям уже в современной войне. Я думаю, меня поймут те, кто ходил в атаки ротами и видел, сколько бойцов фактически может пойти в атаку из роты. Те, кто держал линии обороны, те, кто летают на дронах, понимают, какой контингент нам нужен.
Поэтому нужно это все анализировать, изучать и к этому правильно подходить. А не просто [мобилизовать] 500−700 тысяч, а потом не знать, что с ними там делать.
— Вернемся к Авдеевке. Была официальная информация, о том, что некоторое количество военных попало в Авдеевке в плен. Мы не знаем, какое это количество военных. Что вам об этом известно?
— Я не имею информации о наших пленных в Авдеевке, в частности, о раненых. Я видел несколько постов, что люди писали по этому поводу. Но подтверждения, видимо, к счастью, у меня нет.
И мы буквально на днях поговорили с [главнокомандующим ВСУ] генералом Сырским, он был на Комитете у нас, и также по Авдеевке. И мы разговаривали и с [главой СБУ] Малюком, и с [главой украинской разведки] Буданом. А потом уже вся эта ситуация (отвод войск — ред.) происходила. Поэтому мы знали, спрашивали, что там происходит, какие перспективы, какие планы по Авдеевке, а вечером уже было принято это решение. Поэтому, если там кто-то где-то оставил раненых, у меня нет информации. Будет возможность, я спрошу, что там произошло.