С хором Веревки связана знаковая история. Одна из песен начиналась словами: «Добрий вечір, добрий, пане господарю», а заканчивалась: «Ясний світ засвітився». Это было похоже на похвалу советского строя — когда он наступил, якобы стало светло. Прошло четверть века, прежде чем я узнал, что это просто колядка, из которой цензура изъяла слова «Син Божий народився» (я включил ее в семейный рождественский репертуар!).

И так было каждый раз: все, что касалось Украины, оказывалось неправдивым, а к истине приходилось долго добираться. Вот, например, присвоенный Польшей художник-примитивист; сначала ему придумали имя Никифор, затем фамилию Крыницкий. Между тем у него было свое — Епифаний Дровняк, и до войны его знали презираемые нами украинские художественные круги. А после войны, прежде чем он стал туристической достопримечательностью Крыницы, ему пришлось трижды возвращаться туда пешком, потому что столько раз его оттуда вывозили.

Еще в начальной школе я читал о русском капитане Потёбне, который под лозунгом «За нашу и вашу свободу» воевал в рядах январских повстанцев, погиб в битве под Скалой и, таким образом, олицетворял польско-российскую дружбу. Гораздо позже я узнал, что Андрей Потёбня был коренным украинцем, братом выдающегося филолога. Что, впрочем, не вписывается в стереотип, согласно которому у этого народа нет ученых, а там только одни потрошители.

Уже после пятидесяти я узнал, что у меня есть родственник-украинец

У нас в Институте [математики Академии наук] был коллега с украинской фамилией, на что мы не обращали внимания, а он никогда не упоминал о своем происхождении. Спустя годы он рассказал, что его вывезли из Леска в Щецин, где он жил в весьма примитивных условиях; первые годы — без отца, который находился в сибирском лагере.

В школу он пошел не в сентябре, а в ноябре, когда кто-то вспомнил, что дети должны учиться. Он мало что понимал, потому что дома общались на лемковском диалекте украинского языка. А когда учительница попросила что-то нарисовать, он не понимал, о чем идет речь, потому что никогда этого не делал. В лицей его приняли условно, учитывая его математические способности. Я не догадывался, что у него был такой старт, потому что в институте он отличался культурой и тактом.

Наконец о себе: уже после пятидесяти я узнал, что у меня есть родственник-украинец, причем не просто какой-то, а классик местной живописи Осип Курилас — двоюродный брат моего отца женился на пани Курилас.

Она, уже вдова, попросила меня перевести статью (написанную на русском языке) о «дяде Иосифе», который, по ее мнению, считал себя поляком. В чем я сомневаюсь, поскольку он был офицером Галицкой армии и занимался пропагандой, в частности, проектируя листовки.

Однако вопросы идентичности сложные: один из братьев Шептицких был польским генералом, а другой возглавлял Украинскую православную церковь; чистой украинкой была также вторая жена генерала Андерса, урожденная Ирина Яросевич.

(предыдущий текст читайте здесь, продолжение следует)

Впервые опубликовано в Gazeta Wyborcza

Публикуется с разрешения редакции