Что может остановить удары РФ по инфраструктуре Украины

И снятие с нее иммунитета — это может быть таким существенным шагом вперед.

Дискуссия о правомерности конфискации средств продолжается много лет, и мы не впервые открываем новый дискурс в международном праве, и это всегда нелегко. Но сейчас мы накануне зимнего периода, и мы можем уже говорить о том, что международное сообщество и именно ООН подтвердили, что тот уровень разрушений критической энергетической инфраструктуры, которому подверглась Украина, он невероятно велик, и что меры, которые были приняты миром в противодействие этой атаке, не сработали, и что нужно усиливать давление, и это давление может быть усилено именно в смысле снятия с российских денег иммунитета государственного. И это может рассматриваться сейчас как юридическим сообществом на уровне специалистов международного права, так и политическим руководством стран. Потому что действительно речь не о просто конфискации, а конфискация это уже будет следствием того, что с России снимут иммунитет. И это откроет, кстати, путь не только к деньгам, связанным с возмещением ущерба, причиненного в результате разрушений, но это и откроет путь и к получению денег, которые Украина выиграла у Российской Федерации в процессе судебных решений, касающихся также и Нафтогаза.

Россия всегда испытывает границы своего поведения

Это один из кейсов, которые необходимо реализовать способом, который надо создать. Речь идет о том, что для того, чтобы это решение можно было выполнить и получить деньги с россиян, необходимо добиться снятия с России иммунитета и ее суверенных денег. То есть, чтобы ее деньги были доступны для выполнения этих судебных решений.

Казалось бы очень логичным такой шаг — арест, конфискация и передача правительству Украины. Что стоит на пути? Отвечу, что все новые шаги требуют продвижения. И это очень тяжелая и непростая работа. Я уже неоднократно говорила о том, что даже введение санкций — это работа не только с санкционным подразделением в Министерстве иностранных дел или в каком-то другом учреждении. Это вопрос того, что надо создать определенное информационное поле внутри и дискурс, то есть дискуссию внутри, принятие решений. И это требует времени и очень многих усилий.

Действительно, президент много внимания уделяет выступлениям в парламентах, встречам с политиками. Но потом это вопрос отработки встреч и многих контактов уже внутри. Это такая работа, которая не случается вот так — сегодня мы поговорили, а завтра все решено. Потому что в процессе принятия решений принимает участие и участвует очень много людей. И все они имеют какие-то собственные мысли. Не только мысли, а еще у них есть то, что называется на английском prejudice (предубеждение). То есть они имеют определенные убеждения. И они не всегда совпадают с тем, как мы это считаем.

Даже если у нас спрашивают, что такое стул, мы скажем каждый по-своему. А с тем, как применять нормы международного права, это вообще такая, знаете, очень большая дискуссия. Поэтому для того, чтобы тебя услышали, ты должен постоянно присутствовать, я имею в виду как страна, во всех дискуссиях. И на форумах общественных организаций, и с блогерами. И это не просто дипломатическая работа. Это большая дипломатическая работа не только дипломатов, но и граждан, и общественного сектора, и всех. Потому что это действительно изменение парадигмы мышления. Потому что всегда существовала теория, что любые суверенные активы нельзя трогать, потому что это может иметь последствия действительно необратимые. Но речь не должна быть об активах как необратимости, а именно об иммунитете. Потому что иммунитет можно сегодня забрать в связи с нарушениями Россией всех норм международного права как контрмеру. А после того, как Россия вернется, выполнит все свои международные обязательства, компенсирует все потери, вернуть этот иммунитет. И это уже будет обратимостью этой меры, которую надо соблюсти.

Россия всегда испытывает границы своего поведения. И если за разрушение нашей энергетической системы не было принято никаких контрмер, то это только увеличивает их аппетит и поощряет. И поэтому, когда мы говорим о том, что это крайне опасно, здесь надо представлять, что если они могут разрушать без всякой ответственности гражданскую инфраструктуру, что является уголовным преступлением в смысле международного уголовного права, и за это им ничего не было и никаких мер к ним не принято, то это может их только поощрить к использованию тактического ядерного оружия. Потому что если за это ничего им не случилось, то почему они должны беспокоиться о том, что им что-то будет за использование тактического ядерного оружия. То есть, если за преступление нет наказания, это только увеличивает вероятность поднятия шкалы противоправных деяний.

Именно в плоскости, которая называется контрмеры, и уже сделан был первый шаг. Первый шаг — это арест суверенных денег. Это то, чего не делалось до этого. То есть арестованы деньги Центрального банка российского. До этого к этим деньгам никто не прикасался, потому что это была такая священная штука, которая охранялась общим принципом того, что государственные деньги не должны быть предметом, на который может быть применено взыскание. То есть, что бы страна ни творила, это защищено. Там могут быть другие состояния коммерческого характера, еще что-то может быть подвергнуто аресту, а потом конфискации, но только не деньги Центрального банка. Уже произошли первые события. Теперь вопрос относительно того, чтобы придвинуть, чтобы был следующий шаг, чтобы изменить вот это отношение к этим деньгам, как к таким, к которым нельзя прикасаться.

Аналогия с тем, что режим Саддама Хусейна финансировал восстановление разрушенного ими Кувейта? Я всегда относилась к этому, как к примеру того, как мы можем решать вопросы возвращения, сатисфакции и реституции утраченного имущества в связи с войной. Но, опять же, та деятельность, она базировалась на резолюции Совета безопасности ООН. В нашем случае и случае нежелания менять архитектуру общую Совета безопасности ООН очень трудно этого достичь. И, действительно, вопрос о том, как будет создана эта комиссия или вообще весь этот механизм, как он будет решать вопрос очереди по получению компенсаций и денег, которые будут выплачиваться, еще находится на таком раннем периоде, потому что, действительно, и даже в процессе с Ираком это решали уже после войны.

Но, что касается доступа к деньгам, то в случае с Украиной и с этим огромным объемом нарушений международного права, у нас есть такая возможность начать этот диалог. И начать диалог нужно именно с необходимости снятия иммунитета как санкции за большое нарушение норм международного права.

Что должно произойти, чтобы такое политическое решение нашими партнерами было принято. Это может связано быть, опять же, на дискуссии между демократами и республиканцами в рамках Конгресса. Потому что Конгресс сейчас республиканский, у него большинство, демократы в меньшинстве, и это создает определенную возможность для открытия дискуссии. Я напомню, что когда мы вводили санкции и лоббировали санкции против Северного потока-2, мы наоборот играли на том, что демократы имели тогда большинство в Конгрессе, а республиканцы меньшинство и приняли это решение в Конгрессе. И потом они были вынуждены его реализовать даже в присутствии Трампа в Белом доме. То есть здесь есть определенные инструменты, которые можно использовать, которые очень открыты и понятны, потому что это вопрос достижения своих интересов благодаря той политической ситуации, которая сложилась.

Полное интервью с Ланой Зеркаль слушайте на Radio NV: