Высшая медицинская лига. Как в центре Superhumans во время сверхсложных операций создают людей заново, — репортаж NV
РУТИНА: Superhumans. Операция в самом разгаре. Ампутация нижней конечности (Фото: NV/Александр Пасховер)
В Центре военной травмы Superhumans из собственных тканей человека заново собирают ему лицо, конечности, а иногда все тело — репортаж NV.
Путь в операционную всегда лежит через раздевалку. Сбрасывай все, в чем пришел, и переодевайся в стерильное. Это закон. Ни для кого нет исключений, хоть ты журналист NV, хоть медицинский директор Superhumans Андрей Виленский. Инфекции безразлично, на ком заехать в операционную.
Виленский указывает на один из шкафов и говорит: вот там переодевался принц Гарри, когда в апреле посетил Superhumans.
— Я может здесь единственный человек, кто видел британского принца «в труселях», — смеется Виленский.
— Да вы может быть один из трех-четырех человек в целом мире, кто видел такое, — отвечает корреспондент NV.
Так за шутками и воспоминаниями, переодевшись в стерильное, заходим в операционную. И вот тут уже становится не до шуток.
Хирург, два его ассистента колдуют над пациентом. «Военный. 50 лет. Ампутация конечности, — Виленский кратко вводит журналиста NV в курс дела, — Вот в маске врач, которая обеспечивает безопасность во время операции».
За маской скрывается анестезиолог Адриана Машталяр. Ей всего 33 года, но за ее плечами уже несметное количество подобных и еще более сложных операций. Некоторые из них длятся до 15 часов.
«Бывают и дольше», — уточняет врач. Речь о сверхсложных случаях, в основном тех, что касаются травмы лица.
Виленский ошеломляет корреспондента NV сухой статистикой. Говорит, что около 70% военных поражений — это поражение конечностей. «А вот на втором месте — поражение лица, — подчеркивает он, — Если мы говорим о мини-взрывной травме, то это и поражение слуха. Более 50% - разрывы барабанной перепонки».
Всеукраинский центр военной травмы Superhumans с недавних пор специализируется на таких сверхсложных операциях. Применяют пересадку биоматериала, восстанавливают лицо, вдобавок проводят реконструкцию мышц, сухожилий, сосудов и нервных связок, спасают от последствий ожога.
«Все, что мы делаем, оно написано кровью, — говорит Андрей Ставницер, бизнесмен и один из основателей Superhumans, — Поэтому мы вынуждены придумывать какие-то новые вещи, вынуждены их испытать».
Держать лицо
Юлия Медвидь, руководитель отделения хирургии Superhumans, демонстрирует корреспонденту NV жуткую фотографию, на которую больно смотреть и страшно показать. Но у Юлии нет выбора. Она вынуждена раз за разом рассматривать эту и подобные ей фотографии. Если бы только фотографии. Живые люди. Чаще полуживые.
Итак, на снимке тяжело раненый 42-летний военный, попавший во львовский филиал Superhumans в декабре прошлого года. У него нет нижней части лица. Он не может есть, пить, говорить, жить. Затруднено дыхание.
«Это тяжелая травма, самая тяжелая, — рассказывает доктор Юлия, — Мы делали ему операцию вместе с нашими французскими коллегами».
Речь о профессоре Бернаре Девошеле, который 20 лет назад выполнил первую в мире трансплантацию лица женщине, пострадавшей от атаки собаки. «В Украине, к сожалению, носителей этой технологии не было, — уточняет Виленский, — а запрос очень большой».
В данном конкретном случае материалом для построения «нового лица» пациента стала кость с его же ноги. «Вот эта кость, которую мы взяли, — указывает Юлия на еще одну фотографию, — Видите? А это резекционные шаблоны, чтобы мы знали, где, в каком месте, сколько сантиметров нужно резать на ноге».
Впрочем, недостаточно просто отрезать кусок кости или мягких тканей, их следует взять вместе с сосудами. «И нужно эти сосуды подшить на шее, для того, чтобы она была живая, чтобы функционировала, — продолжает Юлия, — То есть заново собирается лицо с использованием собственных тканей».
Так заново собирается с использованием собственных тканей иногда и весь человек.
За последний по меньшей мере год в Superhumans сделали более сотни подобных сверхсложных операций на конечностях и на лицах, применяя так называемую технологию «свободных лоскутов».
«Эта технология самая распространенная в мире, — добавляет Виленский, — Сейчас с нами по этой теме работают американские команды. По лицу преимущественно они, а по конечностям мы делаем вместе с британскими командами. Это Оксфорд».
В технологии реконструкции лица есть бесчисленное число препятствий. «За рубежом на такую операцию за пациентов, которые курят, просто не берутся. Это фактор риска. Отторжение, — приводит пример Юлия, — Ротовая полость — это наиболее загрязненная часть, есть масса микроорганизмов, невозможно добиться там абсолютной стерильности». У украинских врачей такой опции не браться за курильщиков нет. Рискуют все. Но чем это не причина бросить курить?
И еще, голова — это орган, который имеет наибольшее в теле человека количество жизненно важных функций. Только в одной зоне лица — зрение, обоняние, вкус, слух, речевой аппарат. Большие дефекты следует заменить костными тканями и легкими тканями, потому что на лице очень много мышц, которые держатся на костях и коже.
«То есть нам нужно выделить сосуд на лице, взять с сосудами фрагмент из другой части тела, пересадить сюда и шить сосуд, — объясняет Виленский, — Это собственные ткани. Они приживаются лучше всего. Импланты, сделанные из искусственных материалов, могут быть отторгнуты».
«Здесь не так много шансов, потому что не так много магистральных судов, к которым можно присоединиться. Как правило, часть их уже разрушена во времени травм, — подхватывает Юлия Медвидь, — Кажется это вообще нерешабильно». Итак, это уже не просто ювелирная работа, это микрохирургия высшей медицинской лиги. Акт творения образца Адама и Евы.
После этого тревожное ожидание — как поведут себя сшитые сосуды. Как будет функционировать челюсть, собранная из костей. К счастью в этом конкретном эпизоде акт «создания Адама» из собственной кости состоялся. «И был вечер, и было утро, день шестой», и все последующие дни.
А дальше пациент учится глотать, говорить, дышать. Впереди несколько этапных операций, наконец зубопротезирование. В сентябре врачи ожидают продолжения работы с этим сложнейшим случаем. Юлия говорит, что со спасенным работают психологи.
— Мне кажется, что психологи должны были бы в первую очередь работать с вами, — реагирует журналист NV. — Как вы восстанавливаетесь? Как с этим жить?
— А как без этого жить? — отвечает врач. — У нас война.
Легкость бытия
Мы во второй операционной. В кресле у хирургов пациент, молодой парень, ему 22 года. Миновзрывное ранение конечностей и лица, в результате чего образовался дефект альвеолярного отростка[часть верхней челюсти]. В центре 3D-моделирования Superhumans изготовлена модель, по которой адаптирована титановая пластина.
Над парнем нависает Ян Варес, 52-летний профессор львовского национального медицинского университета (ЛНМУ), заведующий кафедрой хирургической стоматологии и челюстно-лицевой хирургии. Светило в двух смыслах этого слова. Во-первых, он автор многочисленных научных статей, во-вторых, у него на лбу висит специальный фонарик, который подсвечивает темные места, требующие оперативного вмешательства.
Тем временем Варес вводит в курс дела своих ассистентов: «Дефект будет заполнен частично костнопластическим материалом с аутологичным тромбоцитарным препаратом (факторами роста), изготовленного из крови пациента и фиксирован титановой пластиной для сохранения анатомической формы альвеолярного отростка».
Атмосфера в операционной ненапряженная. Даже с оттенком невыносимой легкости бытия. Чтобы так и было, фоном звучит музыка — лирические композиции Океана Эльзы, даже фокстрот в исполнении львовского музыканта Павла Ильницкого Ты с любовью себе не шути. Пестрый репертуар как для операционной палаты. Но никто здесь не танцует.
В дальнем углу трудится уже знакомая читателю Юлия Медвидь. Работает с кровью пациента и готовит биоматериал для проведения операции. «Это технология, разработанная институтом биотехнологии в Испании, доктором Эдуардо Анитуа, — рассказывает она, — Сейчас таким образом мы будем проводить распределение всех фракций».
Распределение фракций происходит ради того, чтобы получить фракцию плазмы крови человека с максимальной концентрацией тромбоцитов для дальнейшего высвобождения факторов роста, которые будут способствовать быстрому заживлению.
В этой операции ставка «меньше, чем жизнь», но все равно требует чрезвычайной квалификации, которую врачи Superhumans получают как в практике, так и в теории, работая рядом с мастерами мирового уровня.
Врач-анестезиолог Адриана Машталяр рассказывает NV, что немало учится у французских коллег. Последний раз выезжала во Францию на стажировку в марте.
Приходится учиться всему. «Безопасность пациента, контроль гемодинамики, давление, вывод пациентов из таких операций. Каждый этап требует восстановления, — перечисляет Машталяр, — Такие травмы требуют больше опыта».
Один из важнейших моментов в повышении квалификации, это мультидисциплинарность. Виленский называет ее «наша ключевая идея». Военная травма и не только она — как правило это комбинированные поражения. «Когда мы говорим, что реконструируем лицо, то здесь у нас работает и челюстно-лицевой хирург, лор-хирург, ожоговый врач, общий хирург, — объясняет медицинский руководитель, — Научить их работать в одной команде — это тоже трудно. У каждого своя технология».
К обучению присоединяется и Бельгийское государственное агентство по вопросам развития ENABEL. В рамках программы Создание школы реконструктивно-пластической хирургии лица, продолжается запуск программу по созданию двух центров экспертизы во Львове и Киеве.
«То есть реконструкция лица с использованием специфических имплантов, свободных лоскутов и других технологий, которые могут восстанавливать целостность кости и закрывать большие дефекты мягких тканей, — уточняет Виленский, — Они будут разрабатываться во Львове в Superhumans и в Киеве на базе университета Богомольца и Областной больницы».
Небесное и земное
На выходе из операционных входим в открытый космос — в одну из палат инфекционной терапии, оснащенную наркозным, дыхательным аппаратами, монитором. «Это палата с отрицательным давлением, — продолжает Виленский давать журналисту NV второе высшее образование, — Таким образом отрицательное давление в палате не дает возможности проникнуть инфекции, если она есть в больнице».
— А это пациент после операции? — переспрашиваю доктора
— Нет, наверное, эвакуационный.
Эвакуационный, это отдельная каста пациентов. Самое слабое звено всей украинской медицины.
Вот как о ней рассказывает Ставницер: «У нас нет аэроэвакуации. И аэроэвакуация — это проблема, потому что мы можем забирать наших раненых только ночью, когда россияне экономят на дронах и не добивают врачей. Врачи — это цель на поле боя. И наши пациенты лежат там и ждут, пока их заберут. Наш самый длительный случай — это парень прожил с турникетом 21 день. В среднем эвакуация в полевой госпиталь, или в стабпункт занимает до семи часов. Это большая проблема. Потому что за это время люди истекают кровью. Наши вынуждены сбрасывать дронами плазму крови, антибиотики. По медицинской технике бьют в первую очередь».
Виленский подчеркивает, что врачам нужно успеть максимум в течение 72 часов прикрыть дефект, чтобы не дать инфекции ее смертельный шанс. «Сейчас правительство приняло постановление о ранней эвакуации. То есть, тот госпиталь, который может делать какие-то вещи, работать с ожоговыми пациентами, или с пациентами с большими дефектами конечностей или лица на высоком уровне, туда он и будет направлен», — говорит Виленский.
Высокие технологии и тем более быстрая эвакуация требует немалых средств. В частности технологии реконструкции лица предусматривают многочисленное количество микроинструментов, операционных микроскопов, робототехники. Для выживания пациента после операция нужна стерильность космической чистоты. Коммунальные учреждения здравоохранения в Украине находятся в состоянии финансового кризиса, а война лишь усугубила его. Частные клиники, которые занимались реконструкцией пластикой, никогда не проводили таких глубоких операций — не было запроса. А тут еще открываются новые, неизведанные глубины травмы.
Виленский и сам лишь недавно открыл для себя масштаб проблемы глухоты у военных. «Мы не знали, что потеря слуха настолько распространена», — признает он. И не только он этого не знал.
«Если мы возьмем 90% выписок из госпиталей или из гражданских больниц, которые попадают к нам, то в 90% случаев, где есть нарушения слуха, об этом не указано в выписке. Понимаете? — разводит руками главный медик Superhumans — То есть это просто не проблема».
Но это проблема. Огромная проблема, уверен Виленский. И с 2024 года Центр решил ею заняться. Всем, от диагностики до слухопротезирования. Кроме разрыва барабанных перепонок от взрывной волны страдают косточки, которые передают звуковую волну. «Может быть перелом этих косточек, — объясняет Виленский, — То есть эта архитектура среднего уха теряет свои свойства. Соответственно, эти косточки могут быть заменены имплантатами».
Речь не только о нарушении функции слуха, но и о постоянном неприятном шуме в голове, возникающем в результате взрывной волны. А это часто провоцирует депрессию. «Эти проблемы подлежат выявлению и коррекции, потому что это большая масса людей, — настаивает Виленский, — Когда мы накопили определенную группу пациентов, несколько сотен, мы поняли: масштаб проблемы большой».
В Superhumans говорят, что видят своей задачей в этой сверхсложной проблеме развить технологии, используя ресурсы учреждений здравоохранения Украины. Сейчас с помощью «суперов» и поддержки Львовской обладминистрации и Минздрава готовится запуск отделения слуха на 20 коек с операционными воЛьвовском областном госпитале ветеранов войн и репрессированных имени Юрия Липы.
«Поскольку такие операции не являются длительными, то они не требуют долгого „койко-дня“. Однако, пропускная возможность все равно низкая — несколько сотен пациентов в год. А запрос — несколько тысяч», — сокрушается Виленский.
Теперь сверхзадача — запустить технологии, подключить к работе ЛНМУ, разработать учебные программы, привлечь врачей из других регионов Украины.
Накопленный опыт украинскими богами медицины становится заметным и за пределами Украины. «За последние три месяца мы имеем два запроса на строительство Superhumans за рубежом. Один из них в Секторе Газа, о втором я не знаю можно ли говорить, — резюмирует Ставницер, — Мы хотим стать лучшим центром военной травмы в мире».
