«Мотивация даже сильнее». NV посетил батальон ВСУ, созданный из бывших заключенных, и разобрался в мифах вокруг их мобилизации
8 мая Верховная Рада приняла во втором чтении законопроект № 11079−1, который позволяет некоторым категориям заключенных мобилизоваться в ряды ВСУ. Они могут это сделать только после решения суда и добровольно. Мобилизовать нельзя осужденных за тяжкое умышленное убийство, изнасилование, сексуальное насилие, за преступления против основ национальной безопасности и тому подобное.
Вступить в ВСУ не смогут осужденные коррупционеры и лица, занимавшие особо ответственные должности, в частности, депутаты и министры.
У заключенных, которых потенциально могут мобилизовать, должно оставаться не более трех лет до окончания срока их наказания.
Их называют «зайчиками». Главный сержант батальона — об особенностях службы с бывшими заключенными
«Хотел бы найти человека, который будет так же восторженно рассказывать обо мне, как Чечен о своих подчиненных», — шутит один из бойцов 5-й отдельной штурмовой бригады, встретивший журналиста NV в Донецкой области.
Чечен — главный сержант новосозданного батальона Шквал при 5-й ОШБ, который сформирован из бывших осужденных. И действительно, в течение всего дня, проведенного с бойцами и офицерами батальона, Чечен почти непрерывно делился опытом обучения бойцов и примерами их работы. И «под запись», и в разговорах за кофе сержант приводил все новые и новые аргументы, почему принятие закона о мобилизации заключенных — крайне правильное и полезное решение.
Мужчина несет службу с 2022 года, с момента создания 5-й ОШБ. В 2023 году получил ранение и после длительного лечения вернулся в бригаду, которая стала одной из первых, привлеченных к мобилизации «спецконтингента». Чечен сразу занял одну из ключевых должностей в процессе подготовки новых солдат и штурмовиков.
Именно так, «спецконтингентом», официально называют мобилизованных граждан, отбывавших наказание в местах лишения свободы. Однако почти никто в 5-й ОШБ не использует этот термин. Также не принято употреблять слова «зеки» или «арестанты». В подразделении придумали другое прозвище для новых солдат — «зайчики». На шевроне и логотипе батальона Шквал изображен заяц.
«Я когда начинаю рассказывать, что наш личный состав более мотивирован, чем среднестатистические мобилизованные последней волны, люди удивляются. Но это так. Мобилизованные тоже бывают разные, еще встречаются мотивированные люди, но их все меньше. Все видели случаи с мобилизацией через автобусы ТЦК и тому подобное. У кого будет больше мотивации — у осужденного, который добровольно принял решение вступить в батальон и был ознакомлен с тем, что его ждет, или у человека, которого, условно говоря, схватили по дороге из хлебного магазина?» — риторически спрашивает Чечен.
Во время разговора всплывает и один из наиболее распространенных мифов о мобилизации осужденных — якобы у таких добровольцев мотивация только в том, чтобы любым способом покинуть тюрьму, а на защиту отечества или идейную составляющую обороны государства им плевать. Главный сержант Чечен с этим категорически не согласен.
«У нас большая часть личного состава — это те, кому оставалось сидеть один год или меньше. А отбыли они уже к тому времени по 3−5 лет. Есть те, кому оставалось отбывать наказание пару месяцев. Есть те, кто писал заявления руководству учреждений, где отбывали наказание, с просьбой дать возможность мобилизоваться еще в 2022—2023 годах, когда еще не было закона. Если мы считаем, что у них нет никакой мотивации и правильных убеждений, а путем мобилизации они пытаются просто „убежать“ из тюрьмы, то как объяснить случаи, когда человек добровольно идет к нам, хотя мог бы через 6−8 недель выйти на свободу? И учтите, что к нам идут не заборы красить».
Также важно отметить, что, согласно изменениям в законодательство, которые были внедрены весной 2024 года, для освобожденных от наказания граждан действуют значительные ограничения в виде особого надзора, а также усиленной ответственности в случае оставления воинской части, попытки уклониться от прохождения военной службы и в случае повторного совершения преступлений.
Чечен улыбается, вспоминая, что россияне уже создают фейки о «карателях» ВСУ, которые контролируют и репрессируют освобожденных заключенных, а «заградотряды» якобы гонят их вперед на фронте. Конечно, это очередная порция российской информационной войны и лжи.
«Надо понимать, что это люди, которые официально подписали контракт с Вооруженными Силами Украины. Мало того, их контракт ровно такой же, как и мой, как и любого военнослужащего. Там есть только один пункт, который отличается и имеет отношение к определенным ограничениям, которые наложены на освобожденных. Это абсолютно адекватные ограничения насчет отсутствия отпуска определенное время, постоянного пребывания в месте постоянной дислокации батальона и так далее. Очевидно, что человек не может мобилизоваться, а на следующий день сесть на автобус и поехать куда-то. Но конечно, никто не водит этих бойцов в кандалах или под дулами автоматов, такого нет ни в коем случае», — объясняет Чечен.
Впоследствии корреспонденту NV представится возможность проверить это на практике.
«Первый бой всегда отличается от учений». Разговор с бойцом с позывным Белорус, который отсидел почти четыре года и присоединился к батальону Шквал
Артем — молодой человек невысокого роста, который в мае присоединился к ВСУ. Получил позывной Белорус, потому что жил в Черниговской области возле границы.
«Ударил человека, переборщил. Тяжкие телесные повреждения», — так мужчина объясняет то, как оказался за решеткой. Суд назначил ему 5,5 года заключения. Артем успел отсидеть большую часть срока — почти четыре года — и попал практически в первую волну мобилизованных. На встречу с журналистом боец пришел без наручников, с мобильным телефоном и в хорошем настроении.
«Если уж есть возможность быть здесь, быть полезным, это лучше, чем просто сидеть. Когда к нам пришли и объявили, что есть вот такая возможность присоединиться к войску, то я был не один, кто принял такое решение. И знаю, что до сих пор есть такие, кто хотел бы присоединиться», — говорит Белорус.
Особую реакцию у Белоруса вызывает миф о якобы плохом обеспечении подобных «спецбатальонов» и отправке осужденных на штурмы «голыми и босыми».
«У меня отец тоже военный, проходил службу еще со времен АТО. Я ему показываю, что нам выдали, какое снаряжение, оружие. Он не может поверить, говорит, что это я сам где-то приобрел за собственные средства. Когда слышит, что это нам выдали от государства, то рассказывает, что у них такого во времена АТО не было даже близко. А он служил в обычной бригаде», — рассказывает боец.
К обсуждению проблем обеспечения присоединяется заместитель командира батальона Шквал по вопросам логистики с позывным Конон. Мужчина кратко и убедительно объясняет, что «спецбатальон» не только не ограничен в обеспечении, а и находится в лучшей ситуации, чем некоторые обычные подразделения других бригад.
«Я тоже слышал, что якобы это подразделение заключенных, будут им давать все в последнюю очередь, самое худшее. Могу вам сказать, что и амуниция, и оружие, и боеприпасы выдаются даже в большем комплекте и в лучшем состоянии, чем я видел в некоторых других бригадах и батальонах. Я общаюсь с одним из коллег на аналогичной должности в другом батальоне. Он меня спрашивает: у вас сколько РПГ в таком-то подразделении? Я говорю: по накладной 18 штук. А он говорит: у нас два, и я только один могу со склада взять», — говорит Конон.
Также боец Артем хорошо оценивает базовую подготовку, которую обязательно проходят все мобилизованные до начала выполнения боевых задач. Белорус говорит, что ни разу не слышал, чтобы в бой отправляли человека без подготовки, и очень сомневается, что такое возможно.
Чечен даже немного обижается, когда слышит об отсутствии подготовки бывших заключенных или ненадлежащих тренировках. Он объясняет, что процесс обучения в бригаде поставлен на поток. Создавать какую-то отдельную систему для «плохих» тренировок было бы сложнее и дольше, чем просто давать всем равную надлежащую подготовку, в соответствии с действующими программами и стандартами.
«Но первый бой все равно всегда отличается от учений. Первый раз было страшно, честно. Но ничего, стою перед вами», — говорит Белорус.
Мобилизованный экс-заключенный говорит: еще ни разу не пожалел, что присоединился к ВСУ, несмотря на опасность и сложные условия на фронте. Также Артем не понимает критики со стороны гражданских относительно мобилизации заключенных. Он считает, что если бы гражданские более охотно шли в армию, то, возможно, мобилизация заключенных и не была бы нужна. Таким образом, по мнению Белоруса, он и его побратимы в каком-то смысле позволяют гражданским мужчинам продолжать жить своей жизнью, замещая их на фронте, но в ответ слышат критику и оскорбления.
«Есть понимание, что это „людское“». Могут ли осужденных в колонии заставлять присоединяться к армии? Разговор с источником «по ту сторону решетки»
Беседа с бойцами касается принудительной мобилизации. Вопросы возникают относительно скандалов с «бусификацией» — процессом принудительной мобилизации прямо на улицах. Иногда подобные случаи официально признают нарушениями со стороны ТЦК. Могут ли сотрудники пенитенциарной системы или рекрутеры от бригад заставлять осужденных подписывать контракты, в том числе выполняя те или иные «показатели» по наполнению новосозданных батальонов, интересуется корреспондент NV.
«Я вам скажу, что реальность прямо противоположная. Мне известно, что учреждения отбывания наказаний не заинтересованы отдавать заключенных. Чинят даже определенные препятствия, хоть и незначительные. О принуждении со стороны сотрудников или руководства колоний, чтобы осужденные подписывали контракт, я и близко не слышал», — говорит Чечен.
Он также ставит под большое сомнение, что хоть какая-то из бригад будет использовать принуждение на этапе привлечения заключенных в свои ряды.
Журналист NV пообщался с офицером другой бригады, которая также задействована в процессе мобилизации заключенных. Офицер попросил об анонимности. Он полностью согласен, что принудительной мобилизации в колониях не происходит.
«Сейчас к мобилизации заключенных сильнее привлечены как раз бригады. Одно дело, когда тебе прислали по „распределению“ мобилизованного из бусика ТЦК, ты мало что можешь с этим сделать, это проблема. А здесь мы сами, по крайней мере пока, контролируем этот процесс. В нашей бригаде каждый раз, когда появляется „проблемный“ мобилизованный, — это целая история, что с ним делать. Мы очень недовольны, когда такие персонажи возникают. Поэтому если наш рекрутер привезет мне из колонии кого-то, кто на самом деле не хотел к нам, это не только не дает нам „выполнение плана“, а создает дополнительные проблемы. Возможно, если со временем этот процесс будет более массовым и его сделают более централизованным, когда руководить этим будут не бригады… Но я не очень представляю, как там кого-то принудительно мобилизовать. Там же целая процедура освобождения, так что, будет на всех этапах ходить человек с палкой за заключенным?»
Также журналисту удалось узнать другую точку зрения — из-за решетки. Олег (имя заменено по просьбе мужчины) отбывает наказание в одном из учреждений Одесской области, у него высшее образование и опыт работы преподавателем. Он также сомневается, что тюремное руководство может применять принуждение для мобилизации, о подобных случаях не слышал.
«Реальным принуждением может быть только решение „авторитетов“ или „блатных“. Вот если авторитеты на „черной зоне“ скажут на уровне заключенных, что надо определенное количество людей отправить подписывать контракт — здесь будет сложно отказаться. Но я о подобном пока не слышал и очень сомневаюсь, что такое возможно. Не спрашивал напрямую, но, как я чувствую, есть понимание, что мобилизация в такое время как сейчас — это „людское“», — говорит Олег.
«Людское» — одно из воровских понятий, касающееся правил, норм и этики в среде осужденных. Среди важных аспектов «людского» — отказ от сотрудничества с властями, руководством учреждения и правоохранительными органами. Однако Олег утверждает, что армия сейчас не воспринимается в воровской среде как «власть». Военные никогда не имели отношения к воровскому миру, не создают ему проблем, а защита собственной страны считается по меньшей мере уважительным делом, даже в среде «авторитетов».
«Первое время в шутку называли „украинским Пригожиным“». Командир батальона о том, чем отличается Шквал от «мясных» подразделений оккупантов
Пожалуй, главное опасение среди украинцев относительно мобилизации заключенных — не последует ли Украина примеру россиян. О массовом наборе в армию заключенных в России стало известно еще в конце 2022 года. Бои под Бахмутом и на других участках фронта показали абсолютно людоедский подход к управлению и применению подразделений, укомплектованных зеками. Именно благодаря таким подразделениям в обиход впервые вошел термин «мясные штурмы». В 2024 году российское издание Медиазона опубликовало данные о потерях российских заключенных со ссылкой на утечку документов ЧВК Вагнера. Так, только в боях за Бахмут, город с довоенным населением около 70 тысяч, погибло более 17 тысяч недавних узников колоний РФ. Реальная цифра может быть еще больше.
Чтобы окончательно узнать, чем стратегически подразделения заключенных в Украине отличаются от российских, журналист NV встретился с главным человеком в Шквале — командиром батальона.
«Какой позывной у комбата?» — спросил корреспондент, направляясь на место встречи. «Дельфин. Иногда шутим — Черный Дельфин (название одной из самых известных и суровых колоний для пожизненно осужденных в Советском Союзе, а затем в РФ — ред.)», — ответил один из бойцов.
Выяснилось, Дельфин на подобные шутки не обижается и говорит, что в первые дни создания батальона слышал много подобных насмешек от друзей.
«Звонят мне из командования в мае. Говорят: так и так, будешь командиром батальона из бывших осужденных. Я первые пару дней вообще понять это особо не мог. Плохой реакции не было, приказ есть приказ, но сначала думал: может, это шутка такая? Потом друзья начали подкалывать — „украинский Пригожин“ и все такое прочее», — вспоминает Дельфин.
Однако когда речь заходит об отличиях украинского Шквала от Шторм Z или ЧВК Вагнера, Дельфин становится серьезнее. Он понимает, что подобные параллели в обществе проводят и у людей есть опасения, не будут ли копироваться методы оккупантов. На вопрос «чем все-таки отличается?» комбат отвечает: «Всем».
«О подготовке, отношении и обеспечении, я думаю, вам уже рассказали. Но есть еще важное отличие: у россиян как были „понятия“ на зоне, так они их тянут и в армию. У них не солдаты, не воины, у них зеки, которым выдали оружие. У нас действуют строгие правила. Первое: никакой кастовости. Для меня все, кто подписал контракт, — военнослужащие Вооруженных Сил Украины, и отличаются они в соответствии с уставом — званием и воинской должностью. Кто там был „блатным“, а кто „опущенным“, — мне не интересно. И такое деление у нас запрещено. Пункт второй: для нас это не зеки, это наши бойцы, такие же военнослужащие. Мы их обучаем, мы рядом воюем, мы строим человеческие отношения. Само слово „зек“ вы слышали сегодня от кого-то из наших по отношению к мобилизованным? Нет! Для нас это „зайчики“», — объясняет Дельфин.
Он добавляет, что плохое отношение к новым мобилизованным или отправка бывших заключенных на «мясные штурмы» будет невыгодна для репутации батальона. По его словам, информация об условиях службы быстро доходит до мест лишения свободы, а это влияет на желание заключенных присоединяться к подразделению.
Дельфин неожиданно признается, что среди людей, которые оказались за решеткой, а потом решили мобилизоваться, есть даже те, с кем он служил во времена АТО.
«Когда-то мы воевали с человеком. Он чему-то меня учил, готовил, и не одну неделю или месяц. Потом у человека в гражданской жизни что-то произошло, такое бывает, жизнь — сложная штука. Человек попал в тюрьму. Но сохранил навыки, знания, понимание войны. Теперь вот я командир для этого человека. Вопрос: я отправлю такого человека с одним автоматом на „мясной штурм“, как это делают россияне? Конечно, нет. Мы будем использовать людей, в хорошем смысле этого слова, согласно их навыкам и способностям. Максимально эффективно. А не просто: вот точка на карте, иди в ту сторону и умри там».
Комбат оценивает уровень своего подразделения как очень высокий, что было доказано в первых боях. Вспоминает случаи, когда смежные бригады, узнав, что рядом на участке будут воевать бывшие осужденные, высказывали по этому поводу скепсис. Однако уже после первых боев извинялись и говорили, что не ожидали подобной готовности и стойкости.
Командир убежден, что эксперимент с созданием подразделений Шквал уже показал свою эффективность и в дальнейшем должен быть расширен. Дельфин является сторонником увеличения количества статей Уголовного кодекса, осужденные по которым могут проситься на фронт. В частности, сейчас запрещено мобилизовать людей, виновных в умышленном убийстве.
«Статья одна, а люди бывают очень разные и обстоятельства разные. Мы способны отбирать адекватных людей даже с такими обвинениями. Мы также способны обеспечить определенный надзор за ними, поэтому гражданские могут не волноваться. А для человека это, возможно, шанс искупить свою вину и начать новую жизнь».
Говоря о первых достижениях батальона, Дельфин расплывается в загадочной улыбке и обещает уже совсем скоро приятные новости. Журналисту NV известны несколько примеров удачного применения батальона Шквал 5-й отдельной штурмовой бригады, впрочем, изпо соображениям безопасности эти боевые эпизоды временно не разглашаются.
