«Самое трудное — избегать дронов. Это безумие». Бойцы Международного легиона рассказали NV, как воюют «на нуле» и почему эта война — особенная
Бойцы Международного легиона на одном из участков фронта на востоке Украины (Фото: Alex Zakletsky)
Международный легион обороны Украины — одна из самых профессиональных и эффективных частей украинских сил обороны, хотя о нем редко упоминают в международных медиа. И это — не случайность. В составе Легиона служат добровольцы из более 70 стран мира, и именно поэтому его бойцы являются приоритетной мишенью для российских сил.
В начале полномасштабного вторжения России в 2022 году президент Владимир Зеленский призвал иностранцев участвовать в защите Украины. Этот призыв стал основой для создания уникального военного подразделения, которое нередко сравнивают с легендарным Французским иностранным легионом.
В своем репортаже NV рассказывает истории бойцов из разных стран, присоединившихся к Международному легиону.
Автор — Демьян Шевко
Пока Россия разворачивает еще одно громко разрекламированное летнее наступление в четвертом году своей войны, NV получил редкую возможность посетить позиции Легиона на востоке Украины. Цель — познакомиться с теми, кто оставил все ради борьбы за свободу Украины, и понять — почему. Мы направляемся к базе Легиона, и жара в прифронтовых селах гудит напряжением. Тревожные лица местных рассказывают об этой войне больше, чем любая агентская сводка.
Я сижу в тени широкого клена, рядом с группой иностранных бойцов. Эта хорошо замаскированная тыловая база расположена всего в нескольких километрах от линии фронта, и постоянно находится под угрозой ударов дронов и артиллерии. Военные называют ее «минус первой линией» — достаточно близко, чтобы чувствовать войну, но еще и не «ноль». Здесь легионеры отдыхают, проходят ротации и готовятся к новым боевым задачам. Некоторые пьют воду из фляг, другие чистят оружие или просто сидят наедине со своими мыслями. В жестком ритме войны, где тишина непродолжительна, а смерть может настигнуть в любой момент, нет места для распыления внимания. Однако всегда есть место для личных историй. И хотя все они носят здесь одинаковую военную форму, но у каждого за спиной свой уникальный путь, свой выбор, своя война.
Среди бойцов в тени — Джар, 30-летний американец, который прибыл всего несколько месяцев назад. До Украины он работал барменом и имел небольшой бизнес по покраске домов. «Это очень резкий поворот», — говорит он с сухой улыбкой. До войны не имел никакого военного опыта — но что-то заставило его пересечь океан. «Я просто хотел помочь, — говорит он, — присоединиться к борьбе против России».
Он следил за войной с самого начала, но ждал подходящего момента. «Когда впервые призвали добровольцев, я заинтересовался, но не имел никакой подготовки. А потом наступил момент, когда почувствовал — я готов».
Джар присоединился к Легиону через онлайн-заявку, после чего с ним связался рекрутер. «Понадобилось несколько месяцев, чтобы уладить дела дома, — говорит он. — После приезда еще две недели потратили на административные процедуры и документы, а потом отправили на обучение». На его счету уже пять боевых выходов. «Самое трудное — избегать дронов. Это безумие».
На лице появляется легкое напряжение. «Дело уже не только в огневой мощи. Все зависит от того, насколько хорошо ты спрятался. Иногда — просто от удачи».
Еще один американец, Мандо, из Аляски, которому чуть за двадцать, говорит, что думал об Украине с самого начала полномасштабного вторжения. «Это не была какая-то беглая авантюра, — говорит он. — У меня была подготовка, был опыт. Я знал, что могу быть полезным». Первым узнал отец. «Он был не в восторге, но в конце концов поддержал. Мы договорились — если я вернусь живым, он это примет». Мать согласилась позже. «Она была против. Но поняла, что я уже сделал свой выбор».
Путь Джара был совершенно иным. Без предварительной подготовки он сталкивался с трудностями с первого дня. «Я вообще не был готов, когда приехал, — признается он. — Но я встретил невероятных людей со всего мира — с такими я бы никогда не пересекся в жизни».
Мандо откидывается на спину, наблюдая, как комар выписывает дуги в воздухе. «Без внутренней силы здесь делать нечего, — говорит он. — Это место испытывает все — тело, разум, твои мотивы. Если они ложные — ты сломаешься».
Айдес, бывший снайпер из Колумбии, кивает. Он служил и в колумбийской армии, и во Французском иностранном легионе. Участвовал в боевых действиях в Чаде, Джибути, Сомали, на Ближнем Востоке. Но Украина, говорит он, — совсем другая война.
«Эта война — особенная, — говорит он спокойно, как человек, не раз смотревший смерти в глаза. — Можно быть самым хорошо подготовленным солдатом в мире. Но дрон убьет тебя за две секунды. И ты его даже не услышишь».
Его лицо становится жестким. «Я был ранен. Под Купянском. Мы держали позицию под обстрелами дронов и артиллерии 21 день. Нас было шестеро. Пятеро не выжили».
Он несколько месяцев провел в больнице. А потом вернулся на фронт.
«Бог и моя мать — вот что держало меня на плаву».
Для Джара опасность такая же реальная, хоть его опыт свежее.
Несмотря на то, что Джар на войне не так давно, он воспринимает опасность так же остро. Его семья дома постоянно напряжена. «Они ждут звонка, что я возвращаюсь, — говорит он, — Я вырос среди военных. Моя семья знает, на что я иду».
Несмотря на то, что он новичок, он уже глубоко уважает своих украинских побратимов. «Каждый украинец, которого я встречал, был надежным и приветливым. Те, с кем я ходил на задания — крутые. Но с языком бывает сложно. Тем, кто планирует присоединиться, я советую: изучайте как можно больше украинского. Это действительно важно».
Он уже имел несколько контактов с врагом. «Я видел их дважды, — говорит Джар. — Они не выглядели подготовленными солдатами. Казалось, их просто заставили быть там».
Относительно того, сколько еще останется, Джар пожимает плечами: «Пока рано говорить. Я хочу помогать, сколько смогу. Именно ради этого я сюда и пришел».
Несколько бойцов курят, проверяют снаряжение или молча чистят оружие. Такие мгновения покоя — редкость. Многие из них через несколько дней или часов вернутся на передовую. Их разговоры легко переходят от войны к домашним делам, от тактики к воспоминаниям, от шуток к тишине.
Ран, 25-летний испанец, прослужил пять лет в армии Испании, прежде чем решил присоединиться к Легиону.
«Я оставил работу. Оставил всю жизнь. Но это было правильное решение, — говорит он, — Я каждый день отслеживал новости. И в какой-то момент понял, что больше не могу просто смотреть. Я должен был приехать».
Сейчас он — заместитель командира штурмовой группы. Самой тяжелой его миссией была операция в Торецке — 43 дня на нулевой линии, под постоянными обстрелами, без возможности на ротацию.
«Это меняет тебя. Ты возвращаешься уже другим человеком», — говорит Ран.
У большинства этих мужчин — шрамы, которых не увидеть снаружи.
Но все равно здесь царит юмор, живое человеческое тепло. Между ними — необычная, безмолвная братская близость, рожденная не национальностью, а общей борьбой.
«В Легионе мы — как семья, — говорит Айдес. — Я общаюсь с поляками, немцами, латиносами, испанцами. Мы шутим. Мы ссоримся. Но когда пора идти — мы идем вместе».
Его взгляд меняется, когда он вспоминает о своей украинской жене. «Она из Львова. Дома говорит только на украинском. Мы путешествуем по Украине, когда есть возможность… Я люблю эту страну. Мои дети будут расти здесь».
Мандо также нашел здесь нечто большее, чем просто войну.
«Я здесь встретил одного человека, — говорит он тихо. — И даже когда война закончится, я останусь. Это место — прекрасное. Оно дало мне смысл».
Но война всегда находит способ разрушить даже самый крепкий покой.
Спросите кого-то из них, чем особенна эта война — и вам сразу скажут: дроны.
«Это самое опасное, что здесь есть, — говорит Тим, французский боец, — Они видят тебя и днем, и ночью. Ты не сбежишь. Правила боя изменились».
Тим объясняет, как подразделение адаптируется: «Мы используем деревья, растительность. Остаемся неподвижными. Дроны отслеживают движение. Иногда — прятаться в траве — это все, что ты можешь сделать».
Но даже эти тактические маневры имеют пределы.
«Нам нужно лучшее снаряжение, — говорит он. — У нас есть антидронные устройства, но они тяжелые и не слишком эффективные. Нужны портативные системы, которые реально работают».
Приборы ночного видения — еще одна постоянная тема.
«Сейчас мы все делаем ночью, — говорит Мандо. — но нам часто приходится покупать снаряжение самим. Прицелы, тепловизоры — иногда именно мелочи решают все».
Оружие — еще одна больная точка. Многие легионеры получают чешские винтовки CZ Bren, которые хорошо показывают себя в мирное время, но не подходят для активных боевых действий.
«Bren слишком сложно разбирать под обстрелом, — объясняет Мандо. — Нам нужны M4, M27, HK — то, на чем мы тренировались. А сейчас мы просто импровизируем посреди войны».
Но есть еще более глубокая проблема — люди.
«Нам не хватает личного состава, — говорит Мандо. — Украина держит линию на добровольцах. А Россия бросает китайских наемников, северокорейцев, иранцев. Они просто забрасывают нас телами».
Он смотрит мне прямо в глаза: «Нам нужны войска. Или хотя бы угроза их появления. НАТО могло бы изменить ход войны мгновенно».
Среди бойцов чувствуется общее разочарование западными правительствами. Я спрашиваю Мандо, считает ли он, что его страна делает достаточно.
«Нет, — отвечает он. — Даже близко нет. Боеприпасы, техника, ракеты — Штаты имеют все. Но вместо этого мы оставляем Украину наедине. Мое обращение к правительству США — дайте нам оружие. Но я не уверен, что нас вообще слышат».
Он добавляет: «Когда война закончится, они все бросятся сюда — захотят контракты, партнерства, союзы. Но где они сейчас?».
Тим говорит осторожнее. «Макрон говорит правильные вещи. Но мы не готовы. Наша армия не обучена к такой войне. Мы десятилетиями боролись с повстанцами. А это — полномасштабная война. Это другое».
Несмотря на все, в их словах нет горечи. Сильнее всего здесь звучит уважение — прежде всего к украинским военным, с которыми они воюют.
«Украинская армия сейчас лучшая в Европе, — говорит Айдес. — Они должны были упасть за четыре дня. А держатся уже более трех лет. Пехота, артиллерия, авиация — все на высоте».
Ран соглашается: «Они — герои. Сильные, умные, неумолимые. Я у них многому научился».
Легион во многих смыслах — микрокосмос самой Украины: разнообразной, решительной, свободной и гордой.
Случаются и другие мгновения — тихие, странные, почти нереальные.
Айдес вспоминает собак: «Когда люди убегают, они оставляют животных — собак, кошек. Те находят нас. Приходят в траншеи. Сидят рядом. Одна собака пришла на базу и родила восемь щенков. Такая любовь… Она помогает оставаться людьми».
Эти моменты — не единичные. Это вспышки человечности, напоминающие: несмотря на войну, существует жизнь, забота и смысл.
Я спрашиваю, что они думают о русских — о солдатах по другую сторону траншеи.
«Они глупцы, — говорит Айдес прямо. — Думают, что выиграют, если будут забрасывать нас телами. Но не выиграют. Они не обучены. Они не готовы».
«Я убил сорок, — добавляет он. — Не говорю этого с гордостью. Но говорю честно».
Мандо говорит более философски: «Речь идет не только о территории. Россия хочет стереть Украину. Вот почему мы воюем. Вот почему мы остаемся».
Но, пожалуй, самая большая разница — в мотивации.
«Украинцы воюют за свою землю, за свои семьи, — говорит Ран. — Вот в чем разница».
Что касается послания миру, Ран формулирует коротко: «Не отворачивайтесь. Не забывайте нас. Не забывайте Украину».
«Поддерживайте нас, пока мы еще здесь, — добавляет Мандо. — Не ждите парада победы».
Джар говорит тихо, но уверенно: «Каждый заслуживает демократии и свободы. Соединенные Штаты должны были бы делать больше. Возможно, именно поэтому я здесь. Если мое государство не помогает — по крайней мере я помогу».
Но больше всего среди всех них поражает общее уважение — к Украине и к тем, кто ее защищает.
«Это справедливая война, — говорит Айдес, — Ни одно государство не имеет права забирать свободу у другого».
Когда интервью заканчиваются, я еще немного остаюсь с ними. Жара спадает. Клен над головой шелестит на ветру.
Я задаю последний вопрос: что будет, когда все это закончится?
Все на мгновение замолкают.
«Украина — это больше, чем просто место, — говорит Мандо. — Это идея. Я остаюсь. С войной или без».
Когда мы покидаем базу, а солнце садится за лесополосой, по полям катится глухой грохот далекой артиллерии. Эти мужчины со всех уголков мира уже сделали свой выбор. Они приехали не просто наблюдать за историей — они приехали творить ее.
