Много лет подряд коррупция остается одной из топовых проблем для украинского общества. Сейчас, во время полномасштабного российского вторжения, она беспокоит граждан больше всего после войны. Хотя иногда опросы фиксируют даже более высокую угрозу от коррупции, чем от вражеских воздушных атак или оккупации новых территорий. Эта тема самая популярная в стране и наиболее триггерная одновременно. Это общее название для многих проблем и главная причина трудной жизни украинцев, по крайней мере такие оценки преобладают в публичном дискурсе.

Сверхвысокий уровень актуализации темы коррупции, с одной стороны, мобилизует силы для противодействия ей, а с другой — делает ее магнитом для дезинформации и политических спекуляций. Ни одна политическая программа в Украине невозможна без упоминания о борьбе с коррупцией. Ни одна политическая сила не пройдет демократический отбор, не предложив быстрый и безболезненный антикоррупционный рецепт. И поскольку эти тенденции никуда не исчезнут, обществу следует сохранять бдительность относительно реалистичности и действенности предлагаемых решений в преодолении коррупции.

Нет человека — нет проблемы

В восприятии граждан желаемый антикоррупционный формат достаточно вариативный. Хотя 73% граждан убеждены в возможности преодоления коррупции только через системные реформы, 77% уверены также в том, что улучшить ситуацию могут именно более жесткие наказания коррупционеров. При этом общественное мнение отдает предпочтение быстрому наказанию, даже если это будет происходить с нарушением законности (55% привержены такому подходу).

Вероятно, по этическим соображениям социологи не спрашивают людей о поддержке совершенно радикальных форм наказания, вроде пожизненного заключения или смертной казни. Результаты могли бы оказаться интересными, потому что если обратить внимание на vox populi в соцсетях, риторика об ответственности коррупционеров отчасти напоминает вольный пересказ энциклопедии пыток и казней.

Общественное мнение предпочитает быстрое наказание

Поэтому определенный запрос на жесткие наказания есть, а, как известно, свято место пусто не бывает. Время от времени в интернете и на рекламных плоскостях украинских городов можно встретить призывы к введению смертной казни, отмене презумпции невиновности или пожизненного лишения свободы за коррупционные преступления. Логика очевидна, ведь в общественном восприятии коррупция — это не о недостатках институтов, а прежде всего о недобропорядочных должностных лицах. И если проблема в персоналиях, то нет человека — нет проблемы. Искоренение коррупции путем длительных и системных реформ в этой парадигме подменяется простым и быстрым искоренением коррупционеров, а на смену эффективности часто приходит эффектность.

Сегодня, указывая на их исключительную действенность, радикальные методы антикоррупции активно пропагандируют маргинальные и провластные политики, многочисленные инфлюенсеры и активисты в Украине и далеко за ее пределами. Например, совсем недавно законопроект о смертной казни для коррумпированных чиновников был внесен в парламент Филиппин.

Чаще всего эта риторика ссылается на успешный опыт других стран, которые якобы смогли существенно снизить уровень коррупции с помощью жестких мер наказания. Но действительно ли это так?

Высшая мера несвободы

Посмотрим на показатели группы стран с самой высокой мерой ответственности за коррупцию в Индексе восприятия коррупции (ИСК) за 2024 год. Часть из этих стран — Ирак, Иран, Таиланд, КНДР — имеет достаточно низкие баллы и занимает в рейтинге более низкие позиции, чем Украина.

В то же время ряд государств со смертной казнью, таких как Китай, Вьетнам, Саудовская Аравия, Марокко и Куба, опережают Украину по количеству баллов, то есть воспринимаются экспертами как менее коррумпированные. Однако в этом случае следует учесть несколько важных обстоятельств. Первое — динамика роста в ИСК. В течение десятилетия после Революции достоинства Украина прогрессировала больше всех среди указанных государств (+10 баллов), уступив только Саудовской Аравии (+13 баллов). И этот прогресс, очевидно, обязан не расстрелам коррупционеров.

Другой фактор еще более показателен. Согласно классификации Freedom House, все из перечисленных стран имеют статус «несвободных», то есть недемократических, с низким уровнем или даже отсутствием гражданских свобод и политических прав (кроме «полусвободного» Марокко, которое, впрочем, стабильно ухудшает свои оценки в ИСК).

Инфографика: Информация из открытых источников, предоставил Павел Бульдович

К примеру, Китай довольно часто позиционируют эталоном в противодействии масштабной коррупции. Только за последнее десятилетие и только за взяточничество в КНР казнены тысячи государственных служащих. Причем очень часто смертные приговоры получают топ-чиновники, например старший национальный политический советник, руководитель государственного Банка или заместитель председателя китайского центробанка, которых осудили в 2024−25 гг.

Но несмотря на беспрецедентную антикоррупционную кампанию, фактические данные ставят под сомнение эффективность такой политики. С 2012 года, с тех пор как эти меры приобрели размах, количество осужденных за коррупционные преступления достигло почти полмиллиона человек, и в течение последних пяти лет ежегодная цифра только растет, а, следовательно, коррупции не становится меньше. К тому же расследования выявили: более 80% региональных чиновников прибегали к коррупции уже после начала кампании, что свидетельствует об отсутствии должного превентивного эффекта от наказаний. В прошлом году украинские медиа широко освещали интересный кейс, когда менее чем за два года три подряд министра обороны Китая были обвинены во взяточничестве.

Почему же столь агрессивные шаги не дают желаемого результата? Большинство объяснений можно свести к тому, что коррупции противостоит закрытая и централизованная система, которая ее и порождает — через институциональные лакуны (отсутствие четко определенных правил и регуляций), непрозрачность и неподотчетность публичной администрации. Грозные наказания часто являются способом получить политическую лояльность для укрепления власти, а не составляющей реальных антикоррупционных реформ.

Поэтому на практике нет четкой причинно-следственной связи между радикальными методами наказания и значительными успехами в преодолении коррупции. Некоторые страны со смертной казнью достигли умеренного прогресса, который, однако, обусловлен не столько экзекуциями, сколько удачными реформами во многих сферах, о чем подробнее пойдет речь позже.

Но однозначная корреляция все же существует, и это — связь самых суровых наказаний с недемократичностью политического режима. Такие методы минимизируют не коррупцию, а права и свободы. И настоящий урок для адептов этого подхода заключается в том, что в паре с «тройками» и казнями для коррупционеров придется взять и авторитаризм со всеми его приметами.

Что взамен?

Универсального путеводителя по уничтожению коррупции не существует. Страны преодолевают этот путь разными способами и в разной последовательности. Их объединяет разве что отсутствие однокомпонентного рецепта успеха. Это всегда комплекс мер, направленных на длительные и системные преобразования. Почти все страны с низким уровнем коррупции являются одновременно и наиболее богатыми, демократическими, правовыми и инновационными, словом, наиболее развитыми практически во всех измерениях общественной жизни.

Для подтверждения тезиса можно сравнить первую двадцатку стран в Индексе восприятия коррупции и десяти других мировых индексах и рейтингах, отражающих показатели от размера ВВП на душу населения и экономической свободы до свободы прессы и уровня удовлетворенности жизнью (индекс счастья). В среднем перечень государств-лидеров в ключевых метриках совпадает более чем на 70%.

Инфографика: Информация из открытых источников, предоставил Павел Бульдович

Эта комплексная связь доказывает, что коррупции мало там, где основополагающие сферы функционируют эффективно, приумножая общественное благо, а не паразитируют на нем. Из сравнения также следует, что коррупция не имеет какой-то одной первопричины, а является спутником ряда системных проблем в виде несостоятельности институтов, искривленности экономических стимулов, неразвитости человеческого капитала и т. п.

Абсолютизация ограниченных решений как единственного спасительного круга — карательных методов без верховенства права или воспитания добропорядочности в условиях бедности и безнаказанности — рано или поздно дает сбой под давлением других недостатков системы. Поэтому реальная антикоррупция является синонимом многомерных рефом.

Например, многие считают Сингапур некой антикоррупционной Меккой, которая своим успехом обязана прежде всего жестким наказанием. В действительности за коррупционные преступления «азиатский тигр» наказывает максимум на 7 лет заключения и штрафом около $100 тыс. При этом государство создало одни из лучших в мире условий для ведения бизнеса, передовую систему образования и высокоэффективное государственное управление, что позволяет Сингапуру быть в лидерах рейтинга CPI со времени его первого обнародования 30 лет назад.

Еще один показательный урок в противодействии коррупции дает процесс евроинтеграции. Почти все страны-кандидаты, получившие членство в ЕС в 2000-х годах, в частности Словакия, Литва, Латвия, Румыния, Хорватия, смогли добиться существенного антикоррупционного прогресса в ходе переговоров с Европейским Союзом. Для этого они не возвращали гильотины на площади своих городов и не создавали антикоррупционные инквизиции. Вместо этого выполняли «копенгагенские критерии», которые предусматривают функционирование стабильных демократически-правовых институтов, конкурентоспособной рыночной экономики и соблюдение всех стандартов ЕС. Поэтому крайне символично, что некоторые лозунги о «смертной казни для коррупционеров» сегодня теснятся на одних баннерах с лозунгами о «собственном пути» для Украины и отказе от евроинтеграции.

Наказание в Украине: жесткость vs неотвратимость

Содержательная дискуссия об усилении наказания за коррупцию очевидно должна начинаться с понимания имеющихся видов и объемов ответственности. Максимальный срок лишения свободы за коррупционные правонарушения в Украине — 15 лет, и это больше, чем в среднем по Европе. Аналогичные сроки предусмотрены в немногих странах, в частности в Италии, США, Беларуси и Казахстане. Кроме лишения или ограничения свободы, украинское законодательство предусматривает ряд других санкций за коррупцию: конфискацию активов, штрафы, общественные работы, увольнение с должности и лишение права занимать должности на определенный срок. При этом уголовная ответственность для коррупционеров имеет усиленный характер, в частности из-за невозможности освобождения от отбывания большинства видов наказания или снятия судимости. В конце концов, осужденные за коррупцию лица попадают в публичный Реестр нарушителей, что является инструментом public shaming для дополнительного репутационного давления.

По данным КМИС, большинство украинцев считают приговоры для коррупционеров справедливыми, если они предусматривают 10 лет заключения и конфискацию имущества. Поэтому национальное антикоррупционное законодательство имеет весь необходимый потенциал, чтобы удовлетворить общественный запрос. Другое дело, что установленная законами жесткость наказания не означает его неотвратимость. Благодаря активности правоохранителей и журналистов-расследователей разоблачение возможных злоупотреблений происходит почти ежедневно. Но далеко не всегда дела заканчиваются судебными приговорами, в связи с чем 72% граждан скептически воспринимают подозрения и задержания в коррупционных кейсах и не верят в справедливый финал.

Следовательно, без повышения эффективности правоохранительной и судебной системы, что позволит реализовать принцип неотвратимости наказания, любые дискуссии о необходимости введения более жесткой ответственности для коррупционеров лишены смысла. Более эффективное правосудие, в свою очередь, невозможно без системных реформ, как бы этот путь ни омрачали идеи грозных расправ.

В целом смертная казнь как наказание за ряд преступлений исторически присуща некоторым странам, преимущественно азиатским и ближневосточным. Однако и такие санкции не слишком помогли им именно в борьбе с коррупцией. Сдержать ее высокий, а иногда и тотальный уровень, оказался не в состоянии даже страх перед лишением жизни.

В то же время практически ни одна демократическая страна не использует этот вид наказания для коррупционеров. Скорее наоборот, государства, имеющие наименьшие проблемы с коррупцией, за редкими исключениями прибегают и к наименее суровым наказаниям. Их опыт учит работать над созданием условий, в которых коррупция банально является невыгодным и неприемлемым способом удовлетворения частных потребностей.

Попытка же раздуть нарратив о самых суровых наказаниях как прорывном лекарстве от коррупции апеллирует не столько к запросу на справедливость, сколько к запросу на зрелища. А предложение зрелищных и простых решений для сложных проблем — это не лекарство, а плацебо, хорошо известное под названием «популизм».