Ковид сильно испортил ситуацию: многие врачи и больницы с радостью использовали его как повод, чтобы все закрыть, прикрываясь приказом о санитарно-эпидемиологических нормах.

Авторитаризм и хамство в отношениях врач-пациент продолжается там, где медики остаются безнаказанными, отделения — закрытые феодальные вотчины их заведующих, а пациенты не в состоянии поинтересоваться своими правами и открыть рот, когда их нарушают. Бесправие пациентов и самоуправство врачей есть там, где мы позволяем им существовать в независимости от того, кто за это платит — Нацслужба здоровья, Минздрав или пациент, по счетам в частных или налом в карман в государственных больницах. Прогресс там, где есть порядок, открытость, толковые доктора и небезразличные родственники.

Июнь 2021, Киев, ковидная больница

Лиза: «Мой папа умер. В реанимацию никого так и не пускали. И даже схемы лечения не говорили, да и вообще ничего не объясняли»

Июнь 2021, Киев, частная клиника

Елена: «Они категоричны: родителям в реанимации находиться нельзя. Говорят, запустят один раз часа через 4−5 после окончания операции, когда ребенок проснется и отойдет от наркоза, и следующий раз утром. Они мне объяснили, что в реанимации занимаются ребенком, а не родителями. Сказали, если не нравится, оперируйте в другом месте. Кстати, в госбольнице — центре кардиологии — таких вопросов не возникало, — родители могут находиться рядом с ребенком все время».

Июнь 2021, Раздельная, Одесская область, ковидная больница

Иван: «До ковида пускали всех. Если ребенок, то родителям разрешали 24/7 находиться, если взрослые, то одни родственники заходят, другие выходят — реанимация маленькая по площади, физически негде всех посадить. В ковид во время жесткого карантина пускали в случае, если пациент погибает, бесперспективный, так сказать, попрощаться. Если дети, то пускали 24/7 даже в карантин. В ковидное отделение тоже пускали, если пациент погибал, или требовал дополнительного ухода, который мы не могли организовать».

Больница — не тюрьма. Пациент — не набор костей и мышц. Он — человек

Сентябрь 2020, Киев, частная клиника

Елена: «Папа умирает. Максимум два дня осталось. Нас не пускают к нему. Был конфликт с врачом. Всех пускают, кроме нас. Они говорят: «Киев вошёл в оранжевую зону и теперь никого не будут пускать. «Зам главврача меня послал».

Октябрь 2020, Хмельницкий, ковидная больница

Юля: «Бабушка умерла. Накануне перевода из реанимации в обычное отделение. Бабушка всю жизнь проработала врачом в этой больнице. Телефоны там запрещены, и бабушке не сделали исключения. Так что до последнего дня связи с ней не было, кроме случая, когда дежурила медсестра, которая её очень любила и давала ей позвонить со своего. Несколько раз туда пустили дедушку. По знакомству и потому что он врач. Также поэтому он мог узнавать через завотделением о состоянии бабушки. Другие больные этой возможности лишены. (В отличие от первой больницы, во второй разрешили лежать в своей одежде, а не казенной. Разрешили (но тайком, чтобы другие не видели), свою чашку».

Сентябрь 2019, Лисичанск, Луганская область, доковидные времена

Юля: «К трехмесячной дочери пускали строго по времени. Утром и вечером по пять минут. Запрещали медсестры дотрагиваться до ребёнка. Мы тогда не знали о том, что можно находиться рядом. Узнали только, когда попали в киевский Охматдет. Мы находились в одной палате с дочерью. Малышка угасала на глазах. После очень тяжелой ночи зашла начмед. Увидев нас с мужем, сидящими на кровати, выпалила, что если двоих увидит на кровати, то одного больше не пустит в палату. Врачи знали, что наша девочка умирает, но не сообщили нам об этом».

Практики применения приказа очень разнятся. Основная точка дифференциации между отделениями интенсивной терапии — отношение руководства и докторов к пациенту как человеку, а не как к набору мышц, костей и внутренних органов. Человеку нужна семья, а набору костей — только трубочки и уколы.

Читайте также:

Анастасия Леухина

В условиях COVID-19. Об очередях в больницах и «платных» кабинетах

За эти пять лет постепенно меняется восприятие вопроса в обществе. Открытые реанимации становятся нормой. Нацслужба здоровья включила требование выполнять 592-й приказ Минздрава в перечень предоставляемых услуг и условия контрактирования. СМИ стали чаще реагировать на публичные сообщения о нарушениях и хамском поведении врачей. Пациенты и их родственники постепенно вооружаются информацией и ссылаются на приказ.

Это кричаще неправильно и несправедливо, что в условиях уязвимости и эмоционального напряжения по поводу тяжелого состояния пациента, родственникам надо читать приказ и бороться. Но отстаивать себя, увы, на данном этапе развития — единственная рабочая стратегия сохранить достоинство и обеспечить эмоциональную безопасность беспомощным людям внутри реанимации и их семьям.

Если в первые годы мы часто получали неформальные жалобы с просьбой индивидуально решить вопрос доступа, то сейчас все больше людей готовы взять приказ в руки и обсуждать его с администрацией больниц напрямую. Официальных задокументированных жалоб ничтожно мало в сравнении с масштабом нарушений. Поэтому администраторы больниц и чиновники в ответ на просьбу о помощи говорят: «Жалоб нет». А раз жалоб нет, проблемы тоже нет.

Прорыв произойдет, когда людей, готовых отстаивать свои права, будет больше. Когда хотя бы одному завотделением дадут выговор согласно трудовому законодательству за одну жалобу о недопуске, а на основании трех — главврача уволят за невыполнение приказа Минздрава. Больничные администраторы поймут, что по-старому уже не будет, и станут менять порядки в своих вотчинах только тогда, когда будут официально отвечать на письменные жалобы.

Юля: «Я написала обычный запрос омбудсмену и в Минздрав по поводу лишения связи с больным, без указания конкретной больницы. Омбудсмен ответила, что это дело Минздрава. В Минздраве вообще не ответили. Я также написала в городскую больницу с просьбой предоставить регламент, который корректирует протокол доступа в реанимацию в связи с карантином. Они тоже не ответили».

Лиза: «Я главврачу не писала, есть ли смысл писать? Или сразу в НСЗУ?» А имеют ли право не давать историю болезни? И есть ли у вас пример заявления на счёт недопуска в реанимацию? А на что сослаться? Мне говорят, — приказ начмеда — не давать. У кого требовать?"

Елена: «Наверное, это с директором отделения нужно решать? Я попробую мирно решить этот вопрос, поскольку пока говорила только с координатором. Попробую, конечно, ещё сослаться на документы…»

Иван: «В целом у нас все лояльно, если родственники трезвые, понимают цель посещения и не разносят отделение»

Права существуют для того, чтоб их выполнять и отстаивать. «Мы не хотим портить отношения с врачом», — спорная стратегия. Ибо как можно испортить то, что уже испорчено хамством, нарушением законодательства и отсутствием базового понимания роли семьи на стадиях выздоровления или умирания. Ведь закрытая реанимация именно этим и является — со старта испорченными отношениями.

Больница — не тюрьма. Пациент — не набор костей и мышц. Он — человек. А семья — не посторонние посетители. Это самые важные люди в его жизни.

Больше о своих правах на доступ в реанимацию и пособие для родителей, чьи дети — пациенты реанимаций, вы можете найти здесь.

Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу Мнения НВ