Подростковедение военного времени

постфигуративный — передача знаний от взрослых к детям; кофигуративный — получение детьми и взрослыми знаний преимущественно от сверстников; префигуративный — передача знаний от детей к взрослым.

Что происходит сейчас с процессом передачи знаний от взрослых к детям? Тот, у кого я учусь, — авторитетная для меня фигура, создающая для меня пространство обучения и доверия. Есть ли у этого поколения подростков авторитеты?

Цена кризисного перехода

Нашей дочери 11 лет. Она предподросток. Но проявления именно подросткового кризиса наблюдаем у нее уже несколько лет. С коллегами часто делимся, что проявления кризиса (негативизм, обесценивание, своенравие) помолодели. Дети, с одной стороны, проявляют больше зрелости в темах разговоров, в ответственности (которую иногда вынуждены брать на себя). Но одновременно демонстрируют и большую эмоциональную незрелость, инфантилизм. Результаты исследований, которые именно сейчас проводят в Украине, свидетельствуют о том, что дети вместо процессов сепарации от авторитетных взрослых, перефокусировки на друзей, на поиски своего места в группе — процессов, которые присущи этому возрасту, — показывают признаки регресса, даже большей зависимости от родителей (преимущественно мам).

Такими темпами пубертат может длиться до 20 лет.

Я консультирую детский телеканал ПлюсПлюс, и у нас есть наблюдения: среди зрителей значительно увеличилась доля детей 11−14 лет, хотя целевая аудитория телеканала — 6−8 лет (есть предположение, что старшие дети регрессируют, пересматривают то, что смотрели, когда им было 6−8, еще до большой войны).

Результаты исследований группы Рейтинг утверждают, что наши дети (и мы) преимущественно адаптированы к стрессу. Но ведь у всего есть цена.

Подростковый кризис — не биологическая неизбежность, а социокультурный феномен

Меня заинтересовал анализ профессора Патриции Кэтрин Кул из Вашингтонского университета о влиянии карантина и онлайн-обучения на старение мозга американских подростков. Результаты опубликованы в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences (PNAS). Представьте, за 1,5−2 года онлайн-обучения наблюдалось старение мозга у парней на 1,4 года, а у девушек — на 4,2. «Эффект истончения коры у девушек наблюдался во всем мозге, во всех долях и обоих полушариях. У парней — только в зрительной коре. Ученые считают, что влияние локдауна на девушек стало сильнее из-за особенностей их социального взаимодействия. В частности, для девушек-подростков возможность собираться, разговаривать друг с другом и делиться чувствами имеет жизненно важное значение для развития самоидентичности и для эмоциональной поддержки. Парни, как правило, собираются для физической активности». Это влияние стресса и дефицита взаимодействия. Прежде всего невозможности общаться со сверстниками.

Если перевести на понятный язык:

— у девушек истончение коры в различных участках мозга может означать большую чувствительность к стрессу, тревожности и эмоциональной нестабильности:

— если изменения затрагивают зоны, отвечающие за понимание эмоций и социальных сигналов, это может влиять на коммуникативные навыки, эмпатию;

— поскольку наибольшие изменения произошли в зрительной коре (у парней), это может влиять на скорость обработки визуальной информации, координацию движений, реакции.

В целом такие изменения могут вызывать эмоциональные качели, проблемы с вниманием, повышенную тревожность.

Одинокое поколение

А теперь представим: это исследование проводилось в мирной стране без стрессовой нагрузки войной, без постоянного опыта опасности.

Есть хорошая новость: мозг пластичен, и мы можем влиять на процессы в нем. И многое помочь изменить. Но в исследовании, которое будет через некоторое время опубликовано (уже об украинских подростках и взрослых), речь пойдет о том, что часто родители не калибруют, не различают эмоции детей. Ошибаются в выводах, когда ребенок грустит, злится и радуется. А это значит, что родителям сложно не только различить эмоции, но и среагировать на потребности, которые есть за этими эмоциями. И предоставить детям поддержку.

Это делает наших подростков еще более одинокими. Если мы не различаем эмоций, мы не можем научить этому детей. Следовательно, им может быть еще сложнее регулировать эмоции, стабилизировать свое состояние.

А ведь это одна из важнейших потребностей и навыков нашего сложного времени.

И именно сейчас это потребность для восстановления.

Что можно добавить:

1. Наши дети взрослеют в «культуре агрессии». Война обостряет полярность между своими и чужими, насилие становится частью информационного пространства. Это может, с одной стороны, делать подростков более закаленными. Но при этом может провоцировать эмоциональное онемение, когда агрессия становится «нормой» и они меньше реагируют на насилие вокруг.

2. Одиночество — это общий признак подросткового возраста, но сейчас, кроме субъективного переживания одиночества, они объективно часто остаются без привычных, близких, доверенных контактов. Нередко общение происходит только онлайн. Критически важно помочь подросткам восстановить живые контакты. Нервная система для стабилизации состояния нуждается в других людях. Взросление происходит именно в сообществе, развитие мозга происходит в сообществе.

Это очень одинокое поколение. Должна признаться: когда проявилась мода на квадроберов, я обрадовалась, потому что любые наглядные действия, создание сообщества более безопасны, чем одиночество и то, что скрыто в общении в сети. Как только выдается возможность, нужно выводить детей на обучение офлайн, искать кружки, клубы настольных игр, секции — детям нужен спорт и творческие занятия, где бы можно было прожить, трансформировать опыт. Детей поколения соцсетей нужно учить взаимодействовать — с кассирами, врачами, учить договариваться о встречах. Живой контакт у многих из них уже вызывает тревогу.

3. Чрезмерная зависимость от матери. Если папа в армии или живет на расстоянии, или семья переживает потерю, ребенок может бессознательно брать на себя его роль — чувствовать ответственность, «быть опорой». Когда рядом с ребенком взрослые, которые сами растеряны, эмоционально неустойчивы, можно наблюдать явление, которое называется «парентификация». Ребенок пытается стать «взрослым». И это всегда происходит за счет чего-то важного в развитии ребенка.

Отношения с мамой могут стать более напряженными и противоречивыми: подростковый возраст — это еще и возможность окончательно «перерезать пуповину». А сейчас они еще больше зависимы. Мама отвечает за безопасность. И мама при отсутствии друзей единственная, кто дает поддержку. Если нет группы сверстников, которые чувствуют себя своими, возникает риск эмоционального слияния — когда ребенок «собирает» мамины страхи и боль и не имеет ресурса для собственных переживаний. Это провоцирует еще большее внутреннее напряжение из-за двойственности: я хочу быть самостоятельным/ней — я не могу без тебя. И это напряжение будет искать выход.

4. Самая распространенная стратегия преодоления стресса — избегание (сидение в телефоне, игра в компьютерные игры) — это дезадаптивная стратегия. Адаптивная стратегия, по результатам исследований, — разговаривать с другими, просить о поддержке, получать поддержку, заниматься спортом.

В прошлом учебном году вместе с UNICEF мы спрашивали у детей, что для них является самым большим триггером и что помогает справиться со стрессом. Представьте: страх оценок воспринимается триггером на уровне взрывов и воздушных тревог. А помогает справиться со стрессом близость (объятия, разговоры, доверие).

Нам нужно переосмыслить роль оценок, вообще важного в жизни. И роль нашей близости.

Когда я спрашиваю подростков, что для них важнее всего чувствовать от взрослых, слышу в ответ: это уважение, доверие. Дети часто говорят о взрослых: «Она/он меня не слышит». И это субъективное ощущение. Потому что я знаю, что родители этих детей пытаются быть близкими. И сами родители в это время говорят: «Я же рядом с ним/ с ней. Я слушаю».

Но слушать и слышать — это разные процессы.

Возможно, это означает, что мы рядом, но из-за заботы или усталости вместо того, чтобы дать подростку возможность уловить то, что он / она чувствует, начинаем давать советы, обесцениваем их опыт, сравниваем с собой.

Те, кто манипулирует нашими детьми, — это обычно те, о ком они говорят: «Он / она меня слышал, он / она меня понимал. Я был / была важной». Это же наше место, которое они занимают.

Я решила спрашивать дочь каждый вечер перед сном: «Что для тебя было самым важным сегодня?» Мне было важно понять, как именно она чувствует это самое важное. В течение недели ее ответы были похожи: «Когда мы играли в настолку, когда мы вместе что-то делали». И я начала насыщать пространство тем, где было бы занятие «вместе». Мы договорились, что каждый день выбираем 5−10 минут, когда у нас откровенные разговоры. Это время, когда я откладываю работу и телефон.

Возможно, ваши дети дадут другой ответ, и это будет их собственным способом переживания «близости». Нам только важно это услышать и почувствовать, быть теми, кто может им объяснить, что они чувствуют, кто может быть последовательным в требованиях и правилах, следить, чтобы у них была посильная ответственность. И был опыт свободы. И мы должны быть безопасными-предсказуемыми.

И пока они еще нам позволяют, мы должны помочь им найти сообщество, в котором им может быть безопасно. Это действительно сложно. Учитывая наше истощение.

Но это будет и противодействием стрессу, и вкладом в развитие мозга, и превенцией того, что их потребностью в близости воспользуются. И инициацией взросления, потому что они будут чувствовать свое место.

Мозг пластичен, мы рядом, мы их любим, и мы все справимся. Это хорошая новость.

Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу Погляди NV

Больше блогов здесь