Об адаптации семьи ветерана. О родных, которые адаптируются вместе с военными после их возвращения домой. Я опишу свой честный опыт и соединю его с тем, что мы обсуждали с посестрами. Я видела много памяток о том, как поддержать ветерана, и не встречала того, что было бы связано с опытом тех, кто рядом с ним.
Важно помнить, что этот опыт у всех будет очень разным. И для самих военных и для всей семьи, потому что многое зависит от того, где именно была служба, чем именно человек занимался, было ли ранение, ампутация или контузия. Какими были отношения с побратимами и командирами. Какие отношения в семье. Была ли возможность видеться. Все это и еще много факторов будет влиять на общий процесс адаптации. Не бывает опыта универсального.
Это большой текст, но надеюсь, будет практичным.
Мой муж демобилизован по состоянию здоровья. В конце месяца комиссия, которая должна дать статус инвалидности.
1. Ты знала, как ждать. Было одно единственное желание — дождаться, чтобы был жив. И все остальное могло отходить на задний план. Возможно, черты мужчины, его проявления, ваши отношения идеализировались — и вот, когда ты дождалась, начинает всплывать то, что «приехало» вместе с мужем. Возвращается реальный, иногда совсем незнакомый человек.
Важно держать в фокусе: возвращение домой — это только начало. Не иметь идеализации.
2. Война не заканчивается с возвращением домой. Военный привозит ее с собой и в себе. И это чувствуется. Сложно объяснить, по каким признакам. Не в словах, не в флешбэках.
Мы всегда сонастроены. Мы можем заражаться состоянием и эмоциями друг друга. Чувствовать в себе что-то новое и невыразимое — сложное.
Нельзя создавать ожидания
Мне помогают практики, которые я постоянно делаю. То, что возвращает меня к своим собственным ощущениям, обычно, что-то, связанное с телом. Напоминание себе: «Это ты — а это я. Я с тобой, но я позволяю себе чувствовать другое».
Нужно иметь того, к кому можешь обратиться — ословить, выплакать, отреагировать напряжение.
3. Когда близкий человек возвращается из армии, ты можешь думать «вот он, выдох». Нет, это передышка.
После эйфории первых дней после встречи может быть эмоциональный откат и у тех, кто ждал, и у тех, кто вернулся. Самое сложное может начинаться и проявляться, когда человек чувствует себя в безопасности.
Тогда нервная система, само тело может начинать «выгружать» опыт. Первые дни после возвращения — не показатель.
Не обязательно будет сложно — может быть по-другому. И именно дома может начинаться отреагирование напряжения.
Я для себя вывела формулу, которую себе иногда напоминаю: все, что происходит, то, как отреагирует и проявляется — не обо мне. Это о состоянии и опыте человека.
4. Мне почти все знакомые говорили: «Вот вернется муж, тебе сразу станет легче, приедет и возьмет на себя…».
Нельзя создавать ожидания. Мы не можем предсказать, сколько пройдет времени, пока муж «вернется» не только телом.
Он может чувствовать себя дезориентированным, вообще не знать, что от него ожидают, что нужно делать дома. И вообще, что можно делать. Чувствовать себя, как в тумане.
На синхронизацию реальностей, рутин, на то, чтобы просто начать этап планирования, нужны силы и время.
Человек за несколько лет мог ориентироваться на приказы, на задачи, где все понятно.
Он может не понимать, кто он, где он, зачем вся эта непонятная суета. И от этого появляется ощущение пустоты и состояние «я не на своем месте, а где мое место — я не знаю». Человек может раздражаться. И мы можем раздражаться также.
Он может интенсивно что-то делать, что ощущается странным, может просто лежать днями.
Важны напоминания: «Ты — мой муж/жена, папа/мама». Важно постепенно рассказывать о планах, о том, какое действие следует за каким. Спрашивать: «Мог бы ты на себя взять…» — и четко рассказать, что именно.
Может быть так, что человек сделает часть задачи и выключится. И из рутины, и из контакта.
Это сложно, ты могла привыкнуть рассчитывать на себя, рассчитывать время, задачи, и вообще сложно отпускать контроль. А когда вдруг оказывается, что рассчитывать полностью не можешь, это может разочаровывать.
Нужно помнить, что на все нужно время. Все постепенно будет возвращаться.
5. Он может не выдерживать долгого эмоционального общения с детьми, не понимать некоторое время их потребности. И с каждой неудачной попыткой может отстраняться. И в этом точно нужна поддержка. Присутствовать при общении с детьми, чтобы модерировать его.
6. Лимбическая система военного часто находится в состоянии приостановленного возбуждения — чтобы моментально среагировать, чтобы позаботиться о безопасности или сделать нужное действие — действие военного времени. Реакция на звуки, прикосновения, определенные слова, свет, интенсивность эмоций и дома может быть обостренной.
Когда лимбическая система изменит свою активность — сложно предсказать. Пока мы можем чувствовать себя, как будто работаем в трансформаторной будке заземлением. И нам, чтобы выдержать нагрузку, нужно заботиться о своем собственном «заземлении» — то, что для нас является стабилизацией.
Для кого-то это спорт, группы поддержки, психотерапия, хобби… Еще раз повторю: эти проявления не для нас и не о нас.
Мы можем озвучивать эмоции и потребности родного: «Тебя раздражают громкие звуки, сложно их выдерживать?»; «Когда я сказала… это было неуместно?». Не для всех подходит проговаривание и объяснение, но оно тоже важно.
Ну и нам важно учиться очерчивать и свои границы: «Я вижу, как тебе трудно, но так со мной нельзя».
7. Человек, который возвращается, может пытаться «заземлиться дома» — почувствовать и освоить пространство. Было бы хорошо рассказать, что изменилось, пока его здесь не было.
Иногда пространство «делают своим» и обозначают границы своей территории, когда разбрасывают вещи — «метят территорию». А иногда начинают убирать, выбрасывать.
А мы могли привыкнуть, что пространство полностью наше. И важно подготовиться и продумать, как его перестроить. Мы можем предложить вместе купить что-то для дома, сделать простейшую перестановку.
8. Мы можем тянуть родных «развлекаться» — в кино, парки, кафе, на концерты, приглашать гостей — это ошибка. Кроме того, что для нервной системы слишком много стимулирования, это еще больше подчеркивает разные реальности — войны и тылового города.
Может усиливаться ощущение одиночества, вины, что сейчас не с побратимами, злости и ощущение несправедливости. Ветеран не всегда может объяснить изменение своего состояния. А мы можем чувствовать, что что-то сделали не так и чувствовать себя виноватыми.
9. Многие из посестер рассказывали, что мужчины раскладывали, перекладывали, перебирали свою военную одежду и вещи. Носили только ее, или оставляли какую-то деталь. Не позволяли касаться своих вещей.
Многим военным важно оставить часть идентификации. Я слышала слова: «Кто я сейчас? Кто я без этого?». Даже маленькая деталь дает ощущение причастности.
Не нужно уговаривать переодеваться. Или прятать вещи. Это всегда некорректно и неуместно.
10. Часто зарплата военного идет на военные нужды. Деньги могут тратиться и на лечение.
Тема финансов всегда сложная. И не всегда у ветерана есть запас именно своих денег. Пока не решится вопрос с реализацией, важно оговорить это. Внутри себя понять, как вы будете предлагать деньги, как будете заботиться об общих и личных потребностях.
11. Когда муж возвращается из армии, ты и сама сразу переходишь в другой статус. Ты уже не принадлежишь ни к тем, кто ждет, ни к тем, чьи родные в тылу. Потому что это совсем другой опыт. Это может переживаться тоже, как дезориентация.
Роль жены военного могла стать частью идентификации. Кто ты сейчас? Есть ли сейчас сообщество, которое может разделить с тобой опыт адаптации — лечения — поддержки?
Мы можем захотеть «компенсировать» то, что сейчас муж вернулся: больше работать, самой пойти в армию. Потому что каждая семья должна делать свой вклад в победу.
А еще появляется чувство вины перед посестрами, теми, кто ждет. И теми, кто уже не сможет дождаться.
Я долго говорила с собой о том, что мой вклад именно сейчас — максимально помочь восстановиться мужу. И восстановиться всей семьей.
12. Я не писала, о боли, расстройствах сна, сексуальности, медкомиссии и лечении. И отношениях с детьми, объяснении детям, что происходит. Это отдельная тема.
Вообще это сложный новый опыт. Которого еще точно не было.
Каждый день динамика состояния родного человека может меняться. Человек может ощущаться то более близким, то более отстраненным. Ты не можешь спрогнозировать, что станет триггером для реакции.
Могут возникать вопросы — а есть ли что-то у нас общее, а есть ли что-то, в чем мы еще родные? Это перегрузки — которые мы должны выдержать.
Мы знакомимся заново. Мы формируем новый «договор» в отношениях. И возможно, самое время создавать новые ритуалы близости.
Я договорилась с собой о разрешении не знать, что будет дальше. Я все прохожу впервые. Но у меня есть базовое знание и уверенность: я не знаю, как будет дальше, но я точно знаю, что мы вместе справимся. Потому что близость и любовь — это выбор. И мы вместе его сделали.
Мы все должны справиться и справимся.
Текст публикуется с разрешения автора
Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу Погляди NV
Больше блогов здесь