NV Премиум

«Тактика РФ сработала во второй раз». Продвижение возле Доброполья было, когда заходил Азов: что происходит и удержим ли Донбасс — Самусь

События

13 августа, 16:35

Директор New Geopolitics Research Network Михаил Самусь рассказал в интервью Radio NV, что произошло в районе Доброполья, где россиянам удалось продвинуться вглубь почти на 10 км, и удастся ли стабилизировать ситуацию и не дать врагу продвинуться дальше.

— У меня будет немножко, возможно, философско-практический вопрос к вам по Доброполью. Мы понимаем, что это трещина. Это такой локальный прорыв, который россияне организовали. Возможно, удастся его ликвидировать. Но таких трещин на фронте много. Какие сейчас есть предпосылки к тому, чтобы думать, что эти трещины могут стать серьезным проломом в броне нашей обороны? Я сейчас говорю практически об обороне всей линии фронта, потому что здесь мы вспоминаем прошлонедельные заявления западных СМИ, Reuters, который пишет о том, что российский диктатор Владимир Путин надеется на то, что через два-три месяца вообще украинский фронт может рухнуть.

— Подобный случай очень похож по тактическим признакам, окраске на то, что происходило в том же самом Покровске. Помните, буквально несколько дней назад было описание этой операции, как россияне долго пробирались, используя накидки против инфракрасных сенсоров, для того, чтобы быть незаметными. 600 метров в сутки они передвигались, очень медленно. И таким образом некоторые российские солдаты прорвались.

Подпишитесь, чтобы прочитать целиком

Нам необходима ваша поддержка, чтобы заниматься качественной журналистикой

Первый месяц 1 ₴. Отписаться можно в любой момент

Их называют ДРГ, я бы не назвал их ДРГ, потому что ДРГ — это деятельность разведки и спецназа. Здесь такое впечатление, что россияне начали использовать эту тактику, в том числе с обычными, неподготовленными солдатами, но используя возможности современных систем управления через тот же мобильный телефон. Используя дрон, командир взвода или роты может постоянно контролировать передвижение этих неподготовленных бойцов под прикрытием этих накидок и таким образом достигать проникновения через наши позиции, например, в центр Покровска.

Потом мы знаем, что около 150 солдат, которые пролезли, инфильтрировались, скажем так, в Покровск, они были уничтожены или взяты в плен.

Мне кажется, очень похожую тактику россияне использовали и в этом случае на направлении Доброполья, потому что так выглядит, что, возможно, более 150 солдат, российских военнослужащих было использовано для этого прорыва в украинские позиции. Но выглядит так, что именно такая тактика может стать основной для проникновения на разных участках и это действительно сработало уже второй раз.

Да, потом украинские Силы обороны уничтожают этих военных, берут их в плен, но здесь большой психологический момент, что на самом деле эти 150 или 200 российских солдат могут создавать очень мощное психологическое воздействие не только на гражданское население или наших западных партнеров… На самом деле такие проникновения на глубину до 10 километров создают, я уверен, психологическое давление и на Силы обороны Украины, потому что непонятно, что происходит определенное время. Появляются россияне у тебя за спиной — это означает, что, возможно, кто-то не контролирует ситуацию, а это вносит, соответственно, и определенный такой, я не скажу хаос, но ситуацию, когда тебе трудно контролировать и себя, и подчиненных и пр.

То есть понятно, что когда нет такой закупоренной линии обороны, нет сплошной полосы, потому что все же больше это отдельные посты и контроль дронами, россияне используют и, я уверен, что будут использовать [такую тактику] в дальнейшем, если мы не найдем эффективные инструменты борьбы.

То есть мы будем создавать все же плотную линию обороны с использованием и фортификационных инженерных средств, но и с большим количеством наземных роботизированных систем, с большим количеством сенсоров. На самом деле, возможно, не нужно плотно, как в Первую мировую войну, рассаживать военнослужащих на наблюдательных пунктах, но это можно сделать техническими средствами для того, чтобы контролировать любое передвижение врага и создавать условия, когда он не может вот так, передвигаясь под прикрытием каких-то накидок, под прикрытием ночи, с использованием дронов для координации, проходить аж 10 километров вглубь.

Это очень и очень опасный такой симптом, который должен стать, и я уверен, что он уже стал таким сигналом для того, что надо менять в том числе наши подходы.

Я думаю, что здесь сыграл фактор, конечно, еще и такой трансформации на ходу от наших оперативно-тактических группировок, командований к корпусной системе. Здесь один из аспектов того, что тот же самый корпус Азов как раз перемещался на свою новую зону ответственности, на свою полосу ответственности, и в этот момент россияне могли также использовать этот процесс ротации для того, чтобы проникнуть на определенную глубину. Я уверен, что украинские силы справятся с… Это не прорыв, здесь нельзя говорить о прорыве. Это как раз проникновение, инфильтрация российских военных с целью того, а вдруг украинские силы не смогут собраться, не смогут контролировать ситуацию, [дадут] сконцентрироваться как раз россиянам, насытить эту полосу и потом действительно расширить уже полноценным прорывом.

Это возможно было бы достичь, если бы украинские силы не отреагировали как раз тем образом, как реагируют сейчас.

То есть это в том числе проявление новой тактики. И если мы возьмем такую научную, возможно, подложку под это, в российских военных научных журналах я читал о подобной тактике еще в 2022 году, они активно пытались применить тактику Талибана или всевозможных террористических групп. Такие малые группы быстро передвигаются, незаметно проникают через традиционные оборонительные рубежи, и традиционная армия испытывает большие проблемы, когда действуют как раз таким способом. Россияне это называли даже multi-cognitive approach, то есть многокогнитивный подход.

Они это пытались натянуть на роботизированные системы. В принципе, роботизированные системы так и будут воевать. Они будут скрыто проникать в глубину позиции противника, а потом уже применять другие инструменты для того, чтобы поражать противника или нарушать его логистику, нарушать коммуникацию. Дальше уже могут идти и обычные подразделения, обычная бронетехника.

— Но знаете, Михаил, что в этом всем контексте важно? Потому что с кем из командиров не общаюсь, даже для того, чтобы управлять такими роботизированными системами, нужны люди, которые будут это делать. Здесь возникает такой мобилизационный момент, потому что вчера в своем соцсетевом пузыре я увидел от людей такие сообщения: «Ого, ну слушайте, то, может, надо нам разбираться, если у нас такие ситуации случаются, как под Добропольем, и это понемногу начинает становиться определенным системным маячком, то для того, чтобы дальше останавливать дронами противника в рамках технологической войны, надо думать над тем, чтобы более общую мобилизацию проводить, или скорее придумывать инструменты для ротации нынешнего войска, постоянно его как-то обновлять, осовременивать, привлекать больше людей, потому что у нас потери тоже есть». Нам надо быстрее перейти на эту технологическую войну, но возникает коллапс, потому что для нее надо больше людей. Я не знаю, куда мы движемся, как отстоять те рубежи в дальнейшем, если у нас не будет изменения этой мобилизационной политики.

— Абсолютно. Мне кажется, мы в прошлый раз говорили как раз о необходимых изменениях. И, например, один из подходов, о котором мы говорили, это расширение практики 18−24 на все возрастные группы. Почему нельзя контрактовать людей на эти специальности, в которых нуждаются экипажи роботов? Для того, чтобы экипаж управлял роботами, нужны люди, операторы, командиры операторов. Я думаю, что на эти должности можно рекрутировать людей всех возрастных групп, не только 18−24, или 60+, как у нас также была какая-то инициатива.

Я думаю, что параллельно надо запускать [этот процесс] с теми же материальными стимулами, материальными подходами, как и 18−24. Опять же, мы говорили о том, что надо создавать рекрутинговый фонд, который можно наполнять из зарубежных источников, источников из нашего крупного бизнеса, да и из бюджетных средств.

Почему бы не [делать ставку] на рекрутинг, именно на то, чтобы у нас граждане Украины, которые защищают и хотят защищать Украину, рискуя своей жизнью, не получали достойное уважение через материальную стимуляцию и поддержку? Это нормально. Я не думаю, что когда мы говорим, что у нас есть, например, какие-то десятки миллиардов долларов на оборонную промышленность, почему бы нам не создать такой фонд на десятки миллиардов долларов на поддержку рекрутинга, на поддержку наших граждан, которые воюют или будут подписывать контракт?

Я уверен, что именно таким способом и можно решать эту проблему [с мобилизацией]. Давайте честно говорить: даже если мы будем ловить нарушителей, а у нас много нарушителей, которые не обновились, которые ушли в СОЧ, будут ли эти люди надежными экипажами для управления роботов? Это уже такой риторический вопрос.

Мне кажется, что человек, который должен быть высокого уровня специалистом, должен быть мотивирован, который понимает, зачем он пришел, почему он здесь, чувствовать уважение, в том числе материальное, от своей нации. И тогда у нас будет совсем другой уровень качества и экипажей, и подразделений, и соединений. Потому что просто продолжать обычную мобилизацию… Мы знаем, какие проблемы, сколько у нас СОЧ, сколько у нас не обновилось, сколько у нас есть уже под штрафами и различными уровнями ответственности. И все это давно уже назревшая реформа этой системы, которая должна все-таки базироваться на контракте и на определенных сроках службы.

Если мы говорим об очень долгой войне, то это должно быть базовым сценарием — определенный срок службы. Тогда абсолютно изменится и психологическая ситуация, и, конечно, и подход к тому, как набирать тех же операторов, как учить операторов для управления роботами. Роботы будут основой нашей армии уже очень скоро. И для этого, совершенно верно, надо создавать кадровый потенциал. Кадровый потенциал без рекрутинга невозможен. Без контракта невозможен. Это однозначно.

 Аналитики DeepState писали, что, не дай Бог, россияне займут рубежи в Доброполье, нам будет их оттуда просто нереально трудно выбивать. Михаил, да, мы можем говорить о том, что у нас что-то произошло, Азов заходил, есть проблема корпусов, недостаточное количество людей, надо делать контрактные изменения. Но у людей сейчас очень простой вопрос стоит в голове, который я вам поставлю, и он суперсложен: удается ли удержать Донбасс? Или это уже какое-то такое начало катастрофически безудержной ситуации?

— Трудно ответить, конечно, но это многофакторный вопрос и многокомпонентный.

В чем проблема этого проникновения? Так же, как и в отношении Покровска, но там немножко другая ситуация, там все-таки городская застройка, проникать в такой ландшафт легче, конечно, скрыто. А вот как раз на таких открытых отрезках и там, где тем больше есть фортификации, здесь проблема все же в управлении, возможно, когда потеряно управление над ситуацией, не войсками.

Если это была ротация, то есть определенные подразделения отходили, а новый корпус, например, корпус Азов заходил, то произошла ситуация, когда те же фортификации, очевидно, остались без личного состава, подразделения отошли, надеясь, что сейчас сменщики придут и займут позиции в новых фортификациях… А этого не произошло, потому что не было координации по времени, координации по маневру. Если корпус Азов действительно возьмет на себя ответственность за эту полосу, а я уверен, что там, где есть командующий корпуса, есть четкое распределение, координация функций, задач между бригадами и т.д… Когда так, то просто физически не могут произойти такие проникновения.

Есть проблема, о которой мы говорим уже не первый год. Почему вообще началось создание корпусов? Потому что там понятная система управления и контроля над ситуацией.

Когда координирует ситуацию просто тактическое командование, которое, как правило, оперирует приданными подразделениями, разрозненными бригадами, то на картах все может быть прекрасно, а в результате, когда нет четкой коммуникации, связи, координации, возникают такие ситуации. Когда стоят замечательные фортификации, а там нет подразделений, которые должны контролировать эти позиции.

Я снова повторюсь, я уверен, если Азову сейчас удастся восстановить эти позиции и если они восстановят контроль над новыми фортификациями, этого больше не произойдет. Вот пока там стоит корпус, он будет четко знать, что это его ответственность. Это не ответственность каких-то приданных подразделений или ответственность какого-то другого командующего, или другого командующего ОТГВ, ОСГВ и так далее. Все это конкретно ответственность командира корпуса и его подчиненных. Абсолютно все просто, абсолютно все четко с точки зрения теории управления. Когда управление хаотичное, возникают такие вопросы.

И россияне, мы об этом говорили, с 2022 года начали процесс возвращения к дивизионно-армейской структуре. Армия-дивизия. И с 2023 года у них эта система уже работала. И очевидно, что когда с этой стороны идет вертикализированная система управления, армия-дивизия, а с этой стороны разрезанная система управления, которая сейчас меняется на корпусную, пока не изменилась полностью, то у россиян, конечно, есть преимущество в реакции и использовании таких случаев для того, чтобы достигать результатов.

Сейчас, я надеюсь, что корпус Азов покажет, как надо воевать правильно в системе управления. Именно управление, координация, коммуникация в рамках корпуса должна абсолютно исключить такие ситуации, которые произошли сейчас возле Доброполья. Это просто очевидно.

Конечно, еще зависит от того, как сейчас россияне отреагируют. Если они в эти пробитые и неконтролируемые территории или даже небольшие участки украинской обороны начнут концентрированно посылать усиление и будут туда и моторизованные, и бронированные группы поступать, то, конечно, это будет трудно быстро отреагировать, быстро зачистить эту ситуацию. Особенно, если они уже займут наши фортификации. Нам придется их выбивать из наших фортификаций. В этом то и проблема.

Поэтому будем смотреть. Если Азову сейчас быстро удастся восстановить контроль над этими фортификациями, то я уверен, больше этого не повторится. В зоне ответственности любого корпуса, который профессионально будет контролировать свою полосу, такие ситуации просто физически очень маловероятны.

Другие новости

Все новости