«Люди не становятся на учет». Противник продвигается не только из-за отсутствия у нас оружия, но и солдат — интервью с Костенко

Относительно того, что еще закон не вступил в силу, а люди уже в очередях. Мы должны понимать, что это не те люди, которые пришли встать на учет, чтобы пойти в армию. Многие люди, которые понимают, что они имеют бронь или должны стать в очередь, потому что где-то работают, знают, что их не заберут, они должны обновить свои данные. Даже люди годные, непригодные, — все должны обновить свои данные.

Я думаю, там тоже большая часть людей, которые именно пришли [в ТЦК], понимая, что скоро закон вступит в силу и надо будет иметь с собой штрих-код, который представители ТЦК и полицейские смогут проверять на улице и уже контактировать с людьми.

Это очень правильная история, что все люди должны вставать на учет. Мы должны понимать, какой потенциал для сопротивления есть у нашего государства. Это основной вопрос, на который мы сейчас не можем себе ответить.

Мы говорим о Часовом Яре, об Авдеевке, о будущем российском наступлении, а сами не знаем, сколько людей можем привлечь примерно к обороне, потому что их нет. Мы не знаем, сколько у нас за границей, сколько в стране, не знаем, сколько ограниченно годных или непригодных, потому что люди просто не становятся на учет.

Постановка на учет не означает, что тебя сразу заберут. Это означает, что ты будешь в поле зрения и государство будет тебя видеть. Это важный вопрос, в частности для этого и принимался закон [о мобилизации]. Там много разных норм, но основная — постановка на учет, чтобы государство вообще понимало свой потенциал или свой военный потенциал.

— Роман, закон предусматривал, что человек также может обновить свои данные в электронном кабинете. А эти кабинеты еще не работают или в чем проблема? Мы же цифровая страна.

— К сожалению, они еще не работают, это вопрос, который мы поднимали на Комитете.

Во-первых, закон еще не вступил в силу, они не могут обновлять [данные в электронном кабинете], потому что закон еще не позволяет этого делать. Сейчас еще работают по старому закону, который позволяет приходить и обновлять свои данные в ТЦК. Со вступлением в силу закона люди смогут сделать это через ЦНАПы, ТЦК и через электронный кабинет, зарегистрировав его.

Почему мы это не сделали обязательным? Министерство обороны очень сильно хотело, чтобы это было обязательным, что все должны [зарегистрироваться] именно в электронном [кабинете]. Это очень удобно, если так разобраться. Ты себе вносишь данные, все автоматически подтягивается в базу. Тот же Обериг. Открываешь: Костенко Роман Васильевич, полковник, руководил такими-то подразделениями; имеет такие-то награды, по специальности — подрывник, снайпер, парашютист, командир крупного подразделения. Все.

Если ты смотришь, человек служил в 18 лет и был пулеметчиком, а потом прошло 20 лет и человек занимался IT-сферой, был дальнобойщиком, то ты его уже на пулеметчика не отправишь. А возьмешь лучшую профессию. Поэтому это было бы достаточно удобно.

Мы задавали несколько вопросов к МО, они не смогли нас убедить в том, что смогут за эти два месяца сделать этот электронный кабинет. Поэтому мы это сделали как право. Надеюсь, что они смогут реализовать эту задачу после вступления в силу закона.

— Еще одна тенденция, которую мы наблюдаем последнюю неделю, — большие очереди в украинских представительствах за рубежом. Украинские мужчины возмущаются, они говорят, что закон еще не вступил в силу, а им уже ограничили предоставление консульских услуг. Я вижу, что эта тема разделила украинское общество. Мне даже сами военные говорят, что, возможно, они получают от этого какое-то моральное удовлетворение, потому что для них это несправедливо, когда они на фронте, а тысячи мужчин за рубежом возмущаются, что не могут обновить паспорт. Есть другая сторона медали, когда говорят: да, возможно, это такой вопрос справедливости, морально-этический, но какую цель выполнит это постановление правительства? Вряд ли большинство этих мужчин после отказа в оформлении паспорта решат вернуться в Украину и присоединиться к ВСУ, потому что цель такая была, я так понимаю? Или не факт?

— Очень плохо, что как раз никто и не коммуницирует, какая конкретно цель. Что-то сказал министр иностранных дел [Дмитрий Кулеба], но нет такой широкой коммуникации.

Мы можем говорить также о справедливости. Можем брать очереди в наших ТЦК на защиту государства и очереди в Польше, чтобы сейчас забрать паспорта для того, чтобы еще 10 лет не ходить в консульство, чтобы строить свою жизнь где-то там. Это и справедливость, о которой говорят воины говорят.

То, что все военнообязанные, которые находятся за рубежом, должны как минимум обновить свои данные, прежде всего для того, чтобы мы понимали вообще, они здесь, чтобы мы могли с ними общаться, рекрутинговые центры или ТЦК, или они уже уехали и мы на них не рассчитываем… Как минимум эту информацию мы должны знать.

— Я извиняюсь, Роман, можно я здесь уточню. А Госпогранслужба не имеет этих данных? Когда человек пересекает границу, ему ставят где-то в паспорт отметку, у себя отмечают. Разве страна не знает, сколько людей выехало? Возможно, за исключением тех, кто переплывали Тису, но это же не были тысячи.

— Мы знаем, многие переплыли, переехали с липовыми справками. Когда к нам даже Минздрав приходит и говорит, сколько было людей с инвалидностью до 24 февраля 2022 года и сколько появилось еще, это просто большие цифры. Мы понимаем: эти люди просто взяли справки и выехали за границу.

В чем основная идея? Те люди, которые являются военнообязанными, должны как минимум обновить свои данные. Думаю, ситуация будет следующая: они обновят свои данные после вступления закона в силу, а потом ты сможешь получать свои услуги.

Относительно военнообязанных, я также считаю, что они должны получать паспорта в Украине. С этим я не вижу проблемы. Но опять же, перегибы на местах. Мы должны понимать, что это не должно касаться всех, нет черного и белого.

Есть вопросы по людям с инвалидностью, которые уже [за рубежом] и должны получать услуги, людей, у которых есть трое и более детей, которые имеют отсрочку. Раненые, которые выехали, и все те другие, которые живут за счет консульских услуг, должны их получать. Потому что мы сразу и всем закрыли [эту услугу].

Поэтому военнообязанные согласно закону должны получать паспорта там, где им говорит государство. Всем остальным, я уверен, что со вступлением в силу закона вернется это право получать консульские услуги.

Даже вписали такое, что если у тебя не обновлены [данные], а ты пришел за консульской услугой, ты можешь их обновить в процессе получения консульских услуг. Это также было заложено в законе, чтобы наши граждане имели право это делать.

— Вы думаете, что когда закон вступит в силу, будет разработан механизм и…

— Это было бы логично. Если по-другому не будет, это будет вообще непрофессионально. Должно быть логично. Или как минимум это должно быть прокоммуницировано теми, кто это сделал.

Мы пытаемся вырвать информацию. Я, например, вижу: всем военнообязанным запретили получать паспорта. Это мне выглядит таким образом: люди, которые являются военнообязанными, которые теми или иными способами когда-то или сейчас поехали за границу, но являются украинцами и у них есть закон, Конституция Украины; чтобы они вернулись за этими паспортами сюда.

— А вы верите, что они вернутся?

— Госпожа Власта, мы говорим о том, что, возможно, хотели те, кто писали эти письма. Я не говорю, что я бы принимал такие решения, если бы был на месте министра иностранных дел, главкома [Александра Сырского] или другого. Потому что мы понимаем, что все эти вопросы идут из Офиса, у нас министерство само не работает, как правило, а работает по команде.

Поэтому я не говорю, что сам бы принимал [подобное решение], но я вижу то, что сделано.

У нас провалена мобилизация, сейчас ее надо восстанавливать. Последствиями является то, что мы говорили. Часов Яр и все остальные направления, кроме помощи, — это провал мобилизации. А теперь власть думает, как внести справедливость в эти все моменты и как ее поднять. Поскольку нет открытой коммуникации, можем только догадываться, что под собой имеют те или иные решения.

— Военные эксперты, с которыми я говорила, западные генералы, с кем мы записывали интервью, говорят, что очень хорошо, что Украина приняла этот закон о мобилизации, но он принят слишком поздно. Если произойдет какое-то серьезное наступление, то Украина просто физически не успеет подготовить новобранцев. А бросать неподготовленных людей — преступление. Видите ли вы выход из этой ситуации? Согласны ли вы, что все это было поздно и все равно в случае наступления Украина окажется не готовой? Или все не так тускло?

— Во-первых, все не так тускло, нам нужно набирать людей. Хочу сказать экспертам, что у нас мобилизация не прекращалась.

Мы обращаем очень много внимания на этот законопроект. Мы думаем, что у нас был ноль, а здесь мы получаем 100. Вернемся к истокам: многие вопросы можно было бы решить, если бы кто-то понимал стратегическую ценность мобилизации с самого начала. Я считаю, стратегически кто-то не понимал, что это такое, думали, что ТЦК будут постоянно наполнены и у нас все украинцы готовы сражаться. А есть разные категории: те, кто готовы, пошли в первые дни и они до сих пор бьются; те, кто [действует] по правилу «от войны не бегают, на войну не просятся», призвали — пошли (эту категорию мы тоже уже призвали); и третья категория — «мы не для войны».

— Есть люди, которые дерутся за паспорта в Варшаве.

— Я говорю о тех, кто здесь. Задача была в том числе с самого начала как раз работать на эту категорию, которую надо было обучать, рассказывать, информационно готовить. Это было провалено. Сейчас этими жесткими методами пытаемся сделать так, чтобы этих людей приобщить [к армии].

Как правило, этих первых меньше всего, немножко больше тех, кто не просятся и не бегает. А тех, кто не хочет, как правило, больше всего. Задача — мобилизовать эту категорию, мотивировав, объяснив им, что это обязанность и вопрос нашего выживания. Сейчас государство пытается это сделать. Это уже вопрос упущенный, но пытаются догнать.

Этот законопроект, который мы сделали, 10449, является следствием того, что мы увидели: люди уже даже не приходят становиться на учет. Была задача учесть. Изначально он не должен был стать законопроектом, который решит все вопросы с мобилизацией.

Теперь мы говорим вообще об этом законопроекте, нужен ли он был. Когда вы говорите, не долго ли… Снижение возраста до 25 лет, — этот вопрос же лежал год на столе [у президента]. Если бы мы чувствовали эту проблему, что в Часовом Яру или Авдеевке не хватает людей, а оно было… Его же надо было раньше подписать. Этот вопрос нужно было раньше решить, чтобы у нас были люди.

Еще раз говорю: устойчивость обороны сейчас зависит не только от оружия, а от наличия личного состава. Вопрос с консульскими действиями, это же можно было делать и без законопроекта, а они туда целый раздел внесли, а потом до того, как закон начал работать, все равно начали делать какие-то свои действия, которые с этим законом никак не совместимы, потому что там совсем другое. И много вопросов, которые можно было раньше решить не законом, потому что закон — это долго, мы же демократическая страна.

Просто принять тот закон, который принесло нам правительство, — это неправильно. Мы, депутаты, должны понимать, что мы принимаем, согласно Конституции, законов. Потому что вы помните: он к нам пришел, его за один день проголосовали на правительстве, а потом практически все министры, которые за него голосовали, приходили и говорили: пожалуйста, уберите это, оставьте это. Это же так тоже не работает.

В целом хочу сказать, что был потерян вопрос мобилизации, сейчас его пытаются догнать. Есть много форм и методов, но их надо было включать раньше. Сейчас мы бьем по хвостам, но у нас нет другого выхода, мы должны все максимально мобилизоваться, чтобы сохранить нашу страну.