Меморандум замедленного действия

Три года Вашингтон вел Киев к отказу от ядерного оружия. В декабре 1994‑го, получив свое, США дали Украине расплывчатые обещания помощи в случае военной агрессии против молодого государства

Олег Шама

Примерно четыре сотни слов — столько хватило для того, чтобы решить судьбу третьего по размеру ядерного арсенала в мире, доставшегося Украине.

Эти слова “упаковали” в шесть параграфов, и весь документ, известный как Будапештский меморандум, занял всего полторы страницы. Их и подписали 5 декабря 1994 года президенты Украины, России, США и премьер-министр Великобритании.

С этого момента официальный Киев признал свой безъядерный статус и в таком качестве присоединился к Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО).

В меморандуме, под которым поставил свою подпись Леонид Кучма, лишь пунктирно была прописана процедура защиты государства, добровольно отказывающегося от мощнейшего оружия. К тому же в украинском и русском вариантах текст имел заголовок Меморандум о гарантиях безопасности, а в английском вместо ключевого слова guarantees стоит assurances, то есть заверения. И в последующих пяти пунк­тах документа США и Великобритания не гарантировали, а лишь подтверждали свое обязательство: 1) уважать независимость Украины в существующих границах; 2) никогда не применять какое бы то ни было оружие против ее территориальной целостности; 3) воздерживаться от экономического давления на Украину, грозящего ее суверенитету; 4) оказывать стране помощь в случае агрессии против нее; 5) не применять ядерного оружия против молодого государства. Шестым и последним обязательством подписантов стало обещание консультировать Украину, если возникнет любая из пяти вышеназванных ситуаций.

Через два дня после саммита секретариат Генассамблеи ООН зарегистрировал письмо постоянных представителей четырех стран-подписантов. “Мы были бы признательны, если бы у вас был текст настоящего письма и его приложения (собственно сам меморандум), принятого в обращение как документ Генеральной ассамблеи”,— говорилось в послании постпредов. От России письмо завизировал Сергей Лавров, нынешний глава российского МИД, который недавно уверял: “Мы продолжаем уважать территориальную целостность Украины в тех границах, которые сложились после референдума в Крыму и после воссоединения Крыма с Российской Федерацией”.

В воскресенье 12 февраля 1989 года, через три недели после инаугурации, президент Джордж Буш собрал в своем родовом поместье в Кеннебанкпорте шестерых ведущих специалистов по Советскому Союзу. Совещались в спальне — единственной комнате, отапливаемой зимой. “Меня не слишком интересуют политические рекомендации по СССР. Это может подождать,— сказал Буш.— Для начала надо знать, что там происходит, с чем мы имеем дело”.

В то время Советский Союз уже рассыпался на глазах. Во всех еще недавно братских республиках заявили о себе оппозиционные движения. Кремль подавлял их деятельность силой.

Наиболее показательными стали январские события 1991 года в Литве. Восстание в Вильнюсе, штурм советскими десантниками и спецподразделением Альфа телецентра, удерживаемого оппозицией, гибель 15 протестующих, газовая блокада республики Кремлем — все это западные медиа показывали в прямом эфире. Советский лидер Михаил Горбачев отнекивался: мол, приказа стрелять он не давал. Но мировая популярность его как реформатора из‑за этого сильно пострадала.

В преддверии Лондонского саммита семерки мировых лидеров (G-7) в мае 1991‑го мировая пресса трубила об экономическом коллапсе в СССР и его астрономических внешних долгах. Приглашенного туда Горбачева называли “нищим коммунистом”. Он ехал в Лондон скрепя сердце.

Эд Хьюэтт, помощник Буша, тогда умолял советского коллегу Андрея Кокошина, с которым готовил встречу: “Ради бога, только не просите денег”. Но Кремлю срочно требовалась финансовая помощь и реструктуризация долгов — для укрепления рубля и на закупку потребительских товаров.

Униженный Горбачев надеялся хотя бы на намек о возможном членстве в G-7, но его отчитали, как провинившегося школьника. Тогда он завел разговор о сокращении ядерного оружия с уверенностью, что это — его “ультиматум”. Буш только этого и ждал, и 30 июля был уже Москве.

Первый же разговор с Горбачевым, уже президентом СССР, испортила новость об убийстве шестерых литовских таможенников группой неизвестных. “Оскорбленный тем, что именно Буш сообщил ему о насилии, совершенном на все еще советской, по его мнению, территории, Горбачев заявил: “Я впервые об этом слышу” и распорядился выяснить, что же произошло”,— пишет Строуб Тэлботт (тогда — советник Буша по вопросам СССР) в книге Измена в Кремле.

В частных беседах на даче Горбачева Буш мягко настаивал на признании Москвой независимости трех балтийских республик. Хозяин Кремля просил дать ему еще один день на обдумывание, но к итогу визита так и не двинулся с места в этом вопросе.

Зато лидеры двух стран подписали договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1) на 47 страницах и 700 листах протоколов. Оба визировали документ вечными перьями, сделанными из того же металла, что и ракеты среднего радиуса действия, запрещенные договором.

На следующий день, 1 августа, Буш отправился в Киев.

В марте 1991‑го в девяти республиках СССР прошел референдум о необходимости обновить союзный договор. Не участвовали в нем страны Балтии, Грузия, Армения и Молдова. А 70% украинцев проголосовали за сохранение Союза.

Но одновременно с этим во Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской областях голосовавшим предложили ответить еще на один вопрос: “Хотите ли вы, чтобы Украина стала независимым государством?” “Да”,— ответили 88% галичан. Во многом и из‑за этих настроений Киев не спешил подписывать обновленный союзный договор.

Буш прилетел в украинскую столицу, чтобы несколько охладить центробежные силы. Но только раззадорил их. Горбачев отказался лететь с Бушем, чтобы не оказаться в его тени. Вместо себя он послал вице-президента Геннадия Янаева, старого аппаратчика. “Украинцы воспользовались его присутствием, чтобы показать нос Кремлю,— пишет Тэлботт.— Хьюэтт заметил, что с ним обходились скорее как с “председателем Всесоюзной ассоциации прокаженных”. На завтраке делегаций США и Украины языками общения были английский и украинский. Янаев не знал ни одного из них, и вид у него был то скучающий, то раздраженный”.

Потом было историческое обращение Буша к Верховной раде. Его готовили несколько недель, а окончательный текст составила Кондолиза Райс, тогда еще помощник президента. Глава Белого дома не порицал стремление украинцев к независимости, однако прямо призывал их остаться в федерации с Россией.

“Свобода не то же самое, что независимость,— говорил Буш.— Американцы не будут поддерживать тех, кто добивается независимости, чтобы тиранию из центра заменить местным деспотизмом. Они не будут помогать тем, кто поощряет самоубийственный национализм, основанный на этнической ненависти”.

Хотя Рада ответила аплодисментами на речь Буша, последняя фраза возмутила многих парламентариев. Иван Драч, лидер Народного Руха, самой мощной партии, стоявшей за суверенные права Украины, заявил: “Буш прибыл сюда как посланец Горбачева. Он высказался об украинской независимости не менее радикально, чем наши собственные коммунисты!”

Вскоре в New York Times вышла колонка Уильяма Сэфайра, спичрайтера экс-президента Ричарда Никсона. Он обвинил Буша в потакании московской гегемонии вопреки самому ходу истории. Как иллюстрацию Сэфайр вспомнил речь президента в Раде, назвав ее “огорошивающей, в стиле Chicken Kiev speech”, что многие перевели как котлета по‑киевски. Это сравнение вскоре стало мэмом и сильно задевало президента.

Всего через несколько дней — 18 августа 1991‑го — партийная номенклатура во главе с тем самым Янаевым попыталась отправить Горбачева в отставку и свернуть перестройку. Но уже 22 августа заговорщики были в наручниках, а все советские республики провозгласили независимость.

В декабре 1991‑го лидеры Украины, России и Белоруссии пришли к соглашению о выходе из СССР. Поскольку президенты Леонид Кравчук, Борис Ельцин и глава парламента БССР Станислав Шушкевич подписали документ поздней ночью, они сообщили об этом сразу лишь Бушу: Горбачев в это время спал, а в США как раз был день.

Через пару недель советский президент подал в отставку.

Запад выиграл холодную войну, но теперь к ядерным державам, кроме России, преемнице СССР, добавились независимые Украина, Белоруссия и Казахстан.

Киев по состоянию на конец 1991‑го унаследовал 176 межконтинентальных баллистических ракет: 130 жидкотопливных СС-19 по шесть боеголовок каждая и 46 твердотопливных СС-24 по десять боеголовок на носителе. А также около 40 стратегических бомбардировщиков, от 1.514 до 2.156 стратегических и от 2.800 до 4.200 тактических ядерных боезарядов.

Экономическими кнутами и пряниками США подвели Украину, Казахстан и Белоруссию к тому, чтобы в мае 1992‑го в Лиссабоне они присоединились к СНВ-1. Алма-Ата и Минск вскоре приняли и ДНЯО, после чего сразу начали избавляться от своего ядерного арсенала. Казахстану даже удалось продать США 600 кг урана из разобранных боеголовок.

Верховная рада одобрила Лиссабонский протокол лишь через полгода, согласившись отдать только 42% ядерного арсенала. К тому же с 13 условиями о безопасности и финансовых компенсациях.

Такое сопротивление отказу от ядерного оружия постоянно провоцировала Россия. В 1992‑м Верховный совет РФ начал изучать, законной ли была передача Крыма Украине. А через год московские парламентарии и вовсе провозгласили Севастополь российским городом. Борис Ельцин, президент РФ, сказал, что ему стыдно за это решение. Но противостояние только нарастало.

В ноябре 1993‑го президенты РФ и Украины в Массандре договорились о разделе Черноморского флота 50 / 50. Киев пошел на это, чтобы погасить долг перед Москвой за газ размером в $  800 млн. Однако 80% судов флота подняли российские флаги, и Ельцин никак на это не отреагировал.

В марте 1994 года одновременно прошли референдумы в Крыму и на Донбассе, несмотря на заявления Киева об их незаконности. Более 80% жителей полуострова требовали двойного гражданства — украинского и российского — и хотели больших полномочий для своего президента. В феврале им стал Юрий Мешков. Жители Луганской и Донецкой областей высказались за федеративное устройство и русский язык как второй государственный.

Весь 1992 год Киев и Вашингтон оценивали стоимость утилизации ядерного арсенала Украины. В итоге Кравчук назвал сумму — $ 174 млн. Капитолий даже добавил еще миллион. Но вскоре на Банковой осознали, что сильно продешевили.

С Биллом Клинтоном, ставшим хозяином Белого дома в январе 1993‑го, у Киева появились надежды на уступчивость Вашингтона.

Роман Попадюк, первый посол США в Украине, писал в отчете: 20 января, в день инаугурации нового президента, его посетил Дмитрий Павлычко, глава международного комитета Рады. Он вручил Попадюку проект договора, по которому США обязывались бы предоставить военную помощь Украине в случае нападения на нее.

Посол также докладывал о телефонном разговоре Кравчука с Белым домом 12 июня 1993‑го: “[Клинтон] выразил готовность продлить продовольственные кредиты и гранты. От G-7 Кравчук запросил фонд в размере $  100 млн для малого бизнеса, стабилизационный фонд в размере от $ 1 млрд до $ 1,5 млрд, $ 300 млн для приватизации и решения проблем с Чернобылем”.

Но еще в марте глава МИД Анатолий Зленко называл сумму в $ 2,8 млрд. А с его подачи Олег Белорус, посол Украины в США, озвучил уже $ 3 млрд компенсаций и еще столько же — на расходы по утилизации.

Тем временем тогдашний премьер Леонид Кучма убеждал Раду оставить 46 твердотопливных ракет — самых эффективных. Сроки их сохранности позволяли.

Заявление, прозвучавшее из уст вчерашнего директора Южмаша, на котором ковалась ядерная мощь СССР, не на шутку встревожило Запад.

Клинтон тянул паузу, пока Кравчук не решил сыграть с Вашингтоном по‑крупному. На 14 января 1994 года в Москве был назначен саммит глав России, Украины и США по вопросу разоружения. Но в преддверии встречи пресса сообщила, что Кравчук вряд ли примет в ней участие — в эти дни у него с визитом будет президент Казахстана.

Клинтон, по‑видимому, узнал об этом уже по пути в Россию 12 января. Он набрал украинского коллегу прямо с борта № 1, сообщив: перед Москвой он залетит в Киев. В Борисполе Кравчук полчаса прождал на морозе, пока гость сойдет с Air Force One. Говорили полтора часа тут же, в аэро­порту.

“Клинтон и Кристофер [Уоррен, госсекретарь], не имеющие привычки отчитывать руководителей государств, в этот раз сделали исключение,— писал об этой встрече Тэлботт.— Они сказали Кравчуку так откровенно, как это было возможно, что, если он откажется от уже достигнутой договоренности, это будет серьезным шагом назад в отношениях Украины как с Россией, так и с США”. Кравчук, который, по замечанию Тэлботта, “весь дрожал”, пообещал Клинтону не выкидывать никаких фокусов в последнюю минуту.

Через два дня в российской столице три президента подписали совместное заявление об условиях присоединения России и Украины к ДНЯО. Москва получала $ 60 млрд за сокращение ядерного арсенала. Киев вовсе от него отказывался в обмен на заверения в поддержке США и $ 900 млн.

“Я сказал, что мы должны договориться: слово гарантии в английском документе будет пониматься как заверения,— пишет экс-посол США в Украине Стивен Пайфер, входивший в комиссию по подготовке заявления.— Для нас это было важно, на нашем языке гарантии — это как обязательства перед НАТО или Японией, это предполагает ответ американских войск. И мы объяснили украинцам, что в случае нарушения меморандума мы не готовы дать Украине военные гарантии. В Киеве это поняли, это был их выбор”.

Заявление в корне противоречило Лиссабонскому договору о частичном разоружении Украины. Верховная рада обвинила Кравчука в превышении полномочий, и он согласился на досрочные президентские выборы, которые проиграл Кучме.

Бывший директор Южмаша быстро забыл о 46 ракетах. В ноябре, через четыре месяца после своего избрания, Кучма убеждал парламент присоединиться к ДНЯО в безъядерном статусе. Он заговорил о замкнутом цикле производства ядерных бое­зарядов, на который нужны десять лет и $ 200 млрд. “Кто встанет и скажет, кому нужно заложить все имущество Украины, чтобы взамен осчастливить ее собственным ядерным арсеналом?” — вопрошал новый президент.

18 ноября Рада дала добро на отказ от ядерного оружия, но с оговоркой — ДНЯО будет ратифицирован лишь после четких гарантий безопасности со стороны США и России.

В начале декабря все того же 1994 года в Будапешт прибыли главы 53 государств. Несмотря на такой интерес к саммиту, организация его оставляла желать лучшего. Переговоры проходили в четырехзвездочной гостинице Новотель, в которой для официальных встреч было всего шесть комнат.

За обустройство украинской делегации отвечал Дмитрий Ткач, посол в Венгрии. Организаторы предоставили всего одну машину — только для президента. Денег у украинского МИД не было, поэтому делегацию поселили тут же, в отеле. Лишь для Кучмы тогдашний глава его администрации Дмитрий Табачник распорядился снять президентский номер в старинной гостинице Гелерт.

Ткач выпросил у директора Новотеля его рабочий кабинет для встреч главы украинской делегации. За два дня Кучма провел там 26 переговоров.

Накануне подписания меморандума казахские дипломаты подняли шум: мол, США должны дать гарантии и их стране, и Белоруссии. Киев ни в какую не соглашался принимать в свою компанию Минск и Алма-Ату, ведь они отказались от своего оружия раньше. Ткачу удалось уговорить американцев, чтобы Клинтон и Ельцин отдельно подписали заверения в безопасности и с казахами, и с белорусами. “[Александр] Лукашенко и [Нурсултан] Назарбаев должны нам по бутылке”,— выпалил Кучма, узнав об этом.

Но и без этого один из украинских дипломатов во время саммита выпил лишнего и уснул в ванной с открытым краном, затопив три нижних этажа. “Ремонт стоил огромных денег,— вспоминает Ткач.— Я объяснил директору, что этого дипломата выгонят с работы, и даже если он продаст квартиру в Киеве, то не сможет рассчитаться. Хорошо, что мы были в хороших отношениях с отелем, и тогда он был в собственности государства. Дело уладили”.

Подписав меморандум, который дублировал московское заявление, о разном понимании гарантий вскоре забыли. Прежде всего потому, что никто из стратегов тогда так и не смог смоделировать возможные угрозы Украине.