Невероятная битва за Киев. Чем рисковала столица в начале войны и что позволило чудом спасти ее от захвата — детальная реконструкция WP
Цель российской армии "взять Киев за три дня" через полгода после начала вторжения уже стала предметом многочисленных шуток. Однако в начале войны исход битвы за Киев вовсе не был предопределен: спасти столицу удалось ценой невероятных усилий, отваги, предусмотрительности и изобретательности украинских защитников.
Как именно — рассказывает в своей максимально детальной реконструкции событий американская газета The Washington Post. Чтобы восстановить ход битвы за Киев и показать, как удалось остановить атаки армии РФ с нескольких важнейших направлений, издание поговорило с более чем 100 людьми.
Среди них — многие украинские политики и чиновники (от главы МВД Дениса Монастырского до президента Владимира Зеленского), рядовые участники битвы за Киев, а также украинские командиры, руководившие обороной Киева, в том числе:
- генерал-полковник Александр Сырский, бывший командующий обороной Киева,
- генерал-лейтенант Анатолий Кривоножко, глава Воздушного командования Центр,
- полковник Леонид Хода, командир 1-й отдельной Северской танковой бригады, оборонявшей Чернигов
- полковник Александр Вдовиченко, командир 72-й механизированной бригады, защищавшей Киев
- капитан Роман Коваленко, командир одной из рот 72-й механизированной бригады, защищавшей столицу и ее «ворота», село Мощун.
Драматичная история битвы за Киев демонстрирует, как близко была российская армия к взятию столицы и благодаря чему городу все же удалось выстоять, а украинским силам — изгнать оккупантов.
После обнародованного недавно масштабного расследования о том, как США убеждали Украину и Европу в реальности угрозы вторжения, это уже второй детальный текст The Washington Post о начале войны.
НВ счел важным перевести его полностью. Текст разбит на те же подразделы, что и оригинальная публикация WP, однако для удобства чтения мы дали этим частям подзаголовки.
***
1. «Вся карта была красной»: начало
Град осколков от удара дрона-камикадзе разорвал палатку, где спали после своей смены украинские пограничники, дежурившие возле погранперехода с Беларусью — в трех часах езды севернее столицы Украины.
Виктор Деревянко проснулся от жгучей боли, его тело горело. Кровь заструилась из его руки, когда он попытался вытереть лицо. Кусок металла прошил его руку и живот, попав в мышцу возле сердца.
«Я не мог сориентироваться, — рассказывает Деревянко, заместитель начальника части. — Лишь на третьем взрыве мне удалось выбраться из постели и попытаться найти хоть какое-то место, чтобы укрыться, потому что взрывы не прекращались».
Было около 4:15 утра 24 февраля.
Несколькими часами ранее Деревянко и другие украинские стражи границы обменивались снисходительным шутками о президенте Байдене, который в очередной раз предупредил о российском вторжении. Теперь они стали его первой целью.
Через несколько минут из пусковых установок начали вылетать российские ракеты. Они наносили удары по украинским объектам ПВО, радиолокационным батареям, складам боеприпасов, аэродромам и базам, наполняя раннее утро звуками войны.
Почти в то же время министр внутренних дел Украины Денис Монастырский проснулся от звонка мобильного телефона. В последние дни он испытывал прилив облегчения всякий раз, когда открывал глаза утром, понимая, что наступил новый день — а это значит, Россия пока не вторглась. В этот раз было все еще темно. На связи был глава Пограничной службы Украины: он сообщил, что его подчиненные сражаются с россиянами в трех северо-восточных областях Украины.
Это было не ограниченное вторжение на востоке страны, как того ожидали многие высокопоставленные украинские чиновники.
Монастырский положил трубку и позвонил президенту Владимиру Зеленскому.
«Началось», — сказал Монастырский украинскому лидеру.
«Что именно?» — спросил Зеленский.
«Судя по тому, что атаки идут сразу в нескольких местах, это оно», — отметил министр, сказав Зеленскому, что [официальный] Киев, похоже, столкнулся с полномасштабным вторжением.
«В первые минуты они наносили страшные удары по нашей ПВО, страшные удары по нашим войскам в целом. Оставались 20-метровые воронки, подобных которым никто в жизни не видел», — вспоминал позже Монастырский.
По словам Монастырского, в тот момент перед всеми возник вопрос: как далеко может зайти враг, собравший силы в такой колоссальный кулак?
Если бы россияне смогли захватить власть в Украине или, по крайней мере, заставить правительство в панике бежать, оборона страны могла бы быстро рухнуть. Тогда бы Москва поставила марионеточное правительство.
Таков был план Кремля.
Однако то, что произошло в Киеве и его окрестностях в последующие 36 дней, стало свидетельством крупнейшего внешнеполитического промаха за 22 года правления президента России Владимира Путина. Его атака на столицу Украины мгновенно перекроила архитектуру безопасности Европы, выстроив ее против Москвы, и изолировала РФ до невиданной со времен холодной войны степени. К удивлению всего мира, наступление на украинскую столицу закончится унизительным отступлением, обнажая глубокие системные проблемы российской армии, на восстановление которой Путин потратил миллиарды.
Несмотря на изъяны, обнаружившиеся в военном планировании российской кампании, исход битвы за Киев вовсе не был предопределен. Этот рассказ о том, как украинские силы обороняли — и спасли — свою столицу, основан на интервью с более чем сотней людей: от Зеленского и его советников до украинских военачальников, бойцов-добровольцев, а также высокопоставленных американских и европейских политических и военных чиновников.
Реконструкция событий показывает, что, хотя политическое руководство Украины недооценило вероятность полномасштабного вторжения, украинские военные [заранее] предприняли критически важные шаги, чтобы отразить изначальное нападение России. Командиры вывели личный состав и технику с баз — хотя во многих случаях они и сами сомневались в том, что именно должно произойти.
Украинским силам не хватало вооружения, боеприпасов и средств связи. Однако чем они все же обладали, так это твердой волей к борьбе, которая распространялась не только на украинских солдат, но и на обычных гражданских лиц, а самое главное — на президента.
Защитники Киева также воспользовались местностью вокруг столицы — густыми лесами, узкими дорогами, извилистыми реками — что играло на руку их партизанской тактике, а также недостатком морозов, из-за чего земля оттаивала, а российская техника увязала в ней. В частности, река Ирпень — водная артерия, прочертившая линию обороны на западных окраинах Киева — помогла защитить столицу, когда украинские силы подорвали дамбу, чтобы ее воды затопили берега.
Тем, кто боролся за спасение Киева, также очень помогли ключевые просчеты Кремля, где привели в действие план вторжения в Киев, основанный на неверных предположениях о мужестве украинских военных, стойкости власти Зеленского и решимости украинского народа к сопротивлению. В итоге россияне не захватили никаких территорий в черте Киева, застряв вместо этого на несколько недель на периферии столицы, прежде чем отступить.
Кремль не ответил на запросы о комментариях [для этого материала WP].
Когда началась война, Путин находился примерно в 475 милях от Москвы. Сидя за деревянным столом в черном костюме и темно-бордовом галстуке, он выступил с телеобращением, чтобы объявить о том, что он назвал «спецоперацией» по «демилитаризации и денацификации» Украины. У Москвы не осталось «другой возможности защитить Россию, кроме той, которую мы будем вынуждены использовать сегодня», заявил Путин.
Когда его речь завершилась, по Киеву прокатились звуки взрывов. Первая леди Украины Елена Зеленская рассказала, что повернулась в постели, не найдя рядом мужа. Она встала и подошла к нему — Зеленский уже надевал темно-серый костюм и белую рубашку. Без галстука.
«Что случилось?» — спросила она.
«Началось», — ответил Зеленский. Он посмотрел на лица своих детей, 17 и 9 лет, прежде чем уйти в офис. Зеленский говорит, тогда он не мог отделаться от мысли, что российские ракеты летят «над моими детьми, над всеми нашими детьми» — и что немыслимому количеству украинцев суждено погибнуть.
Выбор, сделанный Москвой после нескольких месяцев притворной дипломатии, игры в жертву и лжи на международной арене, был абсолютно бесчестным, считает Зеленский. Он был уверен, что украинцы разделяют его ярость и что они будут сражаться.
Зеленский собрал своих главных советников. Было решено, что часть кабинета — в том числе руководители полиции и оборонной сферы — останутся в Киеве, а остальные переедут на запад Украины. Чиновники с изумлением наблюдали за кадрами, снятыми системой пограничного наблюдения — как сотни российских танков и другой бронетехники направляются в Украину колоннами, что напомнило наступления времен Второй мировой войны. Из Беларуси — на север. Из России — на восток. Из Крыма — на юг.
«Вся карта была красной и требовала внимания», — говорит Монастырский.
Россияне вторглись в опасную зону вокруг недействующей Чернобыльской АЭС. Виталий Яворский, руководитель украинских пограничников в этом секторе, позже найдет доказательства того, что россияне рыли окопы в радиоактивной почве и ели зараженных оленей, которых подстрелили в близлежащих лесах.
Цель захватчиков состояла в том, чтобы прорваться в Киев и взять его — столицу с многовековой историей на реке Днепр, увенчанную златокупольными церквями. Князь Олег [правил в конце IX — начале Х веков — прим. ред.] объявил его «матерью городов русских», и Путин ухватился за эти страницы прошлого, чтобы подорвать украинский суверенитет. Путин охарактеризовал русских и украинцев как один народ, якобы разделенный лишь советскими ухищрениями и вмешательством Запада — выстраивая фундамент для начала войны, призванной «перезагрузить» историю.
Когда в Киеве наступило утро, Зеленский начал телефонную «работу»: он поговорил с президентом Байденом, премьер-министром Великобритании Борисом Джонсоном и другими лидерами, чтобы попросить о помощи. Через несколько часов он сел за письменный стол и записал селфи-обращение к украинцам, миллионы которых считали штурм Киева невозможным, но теперь просыпались от взрывов и в шоке садились в свои машины.
«Сегодня я прошу вас — каждого из вас — сохранять спокойствие. Если есть возможность, пожалуйста, оставайтесь дома, — сказал Зеленский. — Мы работаем. Армия работает. Весь комплекс безопасности и обороны Украины работает». Он пообещал вернуться на связь позже в тот же день и поддерживать постоянный контакт с народом, заверив украинцев, что они выстоят. «Мы готовы ко всему. Мы победим кого угодно, — сказал он. — Слава Украине!»
В правительственном квартале в центре Киева глава администрации Зеленского Андрей Ермак взглянул на экран звонившего ему мобильного телефона. На связи был Кремль.
Бывший юрист в сфере индустрии развлечений и постоянный помощник Зеленского, Ермак вспоминает, что не сразу взял себя в руки. Телефон прозвонил раз, затем другой. Ермак ответил. Он услышал хриплый голос Дмитрия Козака, заместителя главы администрации Кремля, родившегося в Украине, однако давно вошедшего в ближайшее окружение Путина. Козак заявил, что украинцам пора сдаваться.
Ермак обругал Козака и бросил трубку.
2. Не верили, но готовились: превентивные шаги, спасшие Киев
Педантичный и вдумчивый, генерал-полковник Александр Сырский — из тех опытных офицеров, которые готовятся ко всем непредвиденным обстоятельствам. Даже к тем сценариям, которые сам он считает крайне маловероятными.
Идея о том, что Киев — боевые действия на улицах которого могли бы извести даже самых искушенных военных — может стать главной первоначальной целью Путина, казалось неправдоподобной большей части украинских элит, даже в Вооруженных силах.
«Честно говоря, я даже представить себе не мог, чтобы руководство России развязало такую наглую широкомасштабную агрессию, — вспоминает Сырский, который ранее воевал с Россией и ее сепаратистскими марионетками на востоке Украины и был назначен командующим обороной Киева как раз перед вторжением. — Мне казалось, что если активные боевые действия и начнутся, то, скорее всего, начнутся они на востоке, вокруг или в пределах Донецкой и Луганской областей».
«Но мы военные, — говорит Сырский, ставший одним из нескольких высокопоставленных украинских военных и политических деятелей, которые подробно рассказали WP о битве за Киев (некоторые из них, как и Сырский, в своих первых обширных интервью). — Поэтому, независимо от того, во что я верил или не верил, на что все это было похоже, я все равно выполнял необходимые действия».
Учитывая расположение сил Путина вдоль границ Украины [до вторжения], Сырский определил, что, если россияне все же нападут на Киев, их колонны будут продвигаться по двум или трем основным магистралям — надеясь на быстрый бросок к правительственному кварталу в Киеве, чтобы обезглавить власть. План Кремля предполагал, что в защите города оставят лишь слабые украинские силы, дезориентированные политическим хаосом, когда Зеленский и его министры сбегут.
Для обороны города Сырский организовал два кольца войск: одно на внешних окраинах и одно в пределах столицы. Он хотел, чтобы внешнее кольцо было как можно дальше от внутреннего, чтобы защитить центральную часть города от обстрелов и не позволить россиянам сражаться на подступах к Киеву.
Сырский разделил город и прилегающие к нему районы на сектора и назначил руководить каждым районом генералов из военно-учебных центров, создав четкую цепочку субординации, которой подчинялись бы все украинские воинские части и службы безопасности. Тактические решения офицерам на местах разрешалось принимать немедленно, без необходимости консультироваться со штабом.
Примерно за неделю до вторжения украинские военные переместили все командные пункты «в поля» в направлении вероятного направления наступления россиян. Сырский также отдал приказ вывести средства авиации ВСУ, в том числе вертолеты и самолеты, с основных баз, разместив их подальше от очевидных целей для авиаударов.
Однако что касается танковых мощностей, для защиты столицы была доступна лишь одна 72-я механизированная бригада, чего явно недостаточно для такого большого города. В попытке исправить ситуацию Сырский, по его словам, приказал всем военным учебным центрам создать специальные импровизированные батальоны и приказал доставить в район столицы артиллерийские системы, обычно использовавшиеся для обучения.
Некоторые из этих систем поступили из учебного центра Девички, рассположенного к юго-востоку от Киева, где несколько лет назад Украина вернула на вооружение тяжелые советские самоходные пушки, известные как 2С7 Пион. Гиганты артиллерийской войны, каждая весом 46 тонн и вооруженная 203-мм гаубицей, они могут стрелять снарядами весом более 240 фунтов на расстояние более 20 миль.
Сырский приказал свои артиллеристам занять оборонительные позиции за пределами столицы, к северо-востоку и северо-западу от города — в районах, которые могли столкнуться с натиском россиян.
По словам мэра Киева, бывшего чемпиона мира по боксу Виталия Кличко, уже этот единственный шаг оказался решающим, поскольку Россия ударила по базам, где обычно размещались эти системы, в самые первые часы войны.
«Руководство страны говорило, что войны не будет, однако военные знали», — сказал Кличко.
Информацию о своих приготовлениях украинская сторона предпочитала держать при себе. Высокопоставленный представитель Министерства обороны США отмечал, что Вашингтону было больше известно о российском плане вторжения, чем об украинском плане обороны, что лишь подпитывало сомнения в том, как справится Киев. Чиновники США подозревали, что украинские военные опасались делиться оборонными планами, тем более что политическое руководство преуменьшало вероятность войны, рассказал один из американских чиновников на условиях анонимности.
Министр обороны Украины Алексей Резников признает, что он был в числе тех украинских лидеров, которые не верили в приближение полномасштабного штурма.
Европейские чиновники уверяли его, что не видят угрозы той же степени, что и США с Великобританией. Оценки украинской разведки также предполагали, что Россия сосредоточила возле границ недостаточно сил, чтобы захватить или оккупировать город размером с Киев.
22 февраля Резников говорил по телефону со своим белорусский коллегой Виктором Хрениным, который пообещал, что российские войска не вторгнутся в Украину с территории Беларуси — и подкрепил это обещание словом офицера, утверждает министр обороны Украины.
«Но он оказался лжецом», — говорит Резников.
Через два дня после начала вторжения между ними снова состоялся разговор. Резников услышал на другом конце провода нервный и неловкий голос. Белорусский министр сказал, что передает послание своего российского коллеги Сергея Шойгу, вспоминает Резников: если Украина подпишет акт о капитуляции, вторжение прекратится.
По словам Резникова, он ответил так: «Я готов принять капитуляцию с российской стороны».
3. Скажите всем: «Убивайте оккупантов!»: битва за Гостомель
Российские вертолеты пронеслись низко над Днепром, лопасти их винтов разрезали влажный зимний воздух в ложбине речной долины. Они вылетели из Беларуси на юг — к месту, где Днепр переходит в безмятежную гладь, которую местные жители зовут морем, а затем свернули в сторону Гостомеля, пригорода Киева в 22 милях к северо-западу от правительственного квартала Украины.
Группа ударных вертолетов Ка-52 Аллигатор летела впереди, открыв огонь по своей цели внизу — аэропорту Антонов, грузовому и испытательному комплексу с большой взлетно-посадочной полосой. Плацдармом для штурма Киева Путин избрал именно тот аэропорт, о котором говорил директор ЦРУ Уильям Бернс во время своего визита в Киев 12 января — предупреждая украинцев, что Россия попытается его захватить.
Виталий Руденко, командир базы [военной части] Национальной гвардии, дислоцированной прямо за воротами аэропорта, недоверчиво поднял голову. «Я не верил в это до последнего момента. Возможно, я не хотел верить», — признает он.
В Киеве военное руководство Украины спустилось в укрепленные убежища. Один из помощников, отвечающий за коммуникации в Министерстве обороны, поспешил по коридору, пытаясь догнать генерал-лейтенанта Евгения Мойсюка — заместителя Главнокомандующего ВСУ — чтобы спросить его, какой посыл они должны передать украинцам, если российские войска войдут в их города.
Мойсюк остановился и обернулся.
«Скажите всем: „Убивайте оккупантов“, — ответил Мойсюк. — Убивайте оккупантов!»
В Гостомеле случились первые неудачи. Часть средства ПВО, которые украинцы установили вокруг аэропорта, подверглись ударам еще до того, как Россия отправила туда свои транспортные самолеты. По словам Сырского, их позиции раскрыл сотрудник аэродрома, чей сын был завербован российской разведкой.
Наиболее боеспособный персонал базы был за несколько недель до этого переброшен на восток, в Луганскую область Украины, вместе с техникой. Таким образом, защищать аэропорт и базу остались примерно 300 солдат, включая призывников, проходившими обязательную для украинцев военную службу. Многие из них никогда не бывали в бою.
Вертолеты кружили над аэропортом, как стервятники, жужжа на фоне пасмурного неба, уже черного от дыма ракетных ударов.
«Они открывали огонь по всему, до чего могли достать: по всем зданиям, по всем движущимся людям — независимо от того, были они военными или гражданскими — им было все равно. Они просто стреляли везде, где замечали движение», — рассказывает командир взвода Национальной гвардии с позывным Малюк. Как и другие, он скрыл свое имя из соображений безопасности.
Когда первые вертолеты достигли взлетно-посадочной полосы, Сергей Фалатюк, 25-летний нацгвардеец, подпер плечом зенитно-ракетный комплекс Игла времен СССР, сверился с прицелом и выпустил ракету.
Он промахнулся.
По словам Руденко, Фалатюк перезарядил Иглу, нацелился на другой российский вертолет и снова выстрелил. Ракета попала в вертолет. Фалатюк закричал от радости.
Маленькая победа наэлектризовала украинских защитников, ободрив призывников Малюка. «То есть их [новейшие вертолеты РФ Ка-52] все же можно сбить, это возможно, — осознали все, рассказывает Малюк. — Боевой дух бойцов повысился. Они стали более настойчивыми. Было уже неважно, призывники они или нет — они были бойцами».
По словам Сырского, несколько украинских объектов ПВО были перемещены за день до вторжения, поэтому их дислокация остались неизвестной для россиян — в течение нескольких минут именно эти системы возглавили контратаку. Российским летчикам пришлось непросто под шквальным огнем зенитно-ракетных комплексов и зенитной артиллерии, особенно после того, как прямым попаданием был сбит один из их лидеров.
«Стреляли со всех сторон. В первой же атаке мы сразу потеряли лидера нашей группы», — заявил один из пилотов Ка-52, капитан Иван Болдырев в интервью российскому государственному телеканалу Звезда [пропагандистский ресурс Минобороны РФ]. Болдыреву пришлось совершить вынужденную посадку после того, как его вертолет получил повреждения.
Десятки гражданских сотрудников аэропорта побежали к бомбоубежищу, расположенному под столовой. Другие прятались где могли, в том числе в канализации.
«Люди смотрели друг на друга, понимая, что происходит — но не понимали, почему», — рассказывает Вячеслав Денисенко, один из сотрудников аэродрома Антонов.
Снаружи российские десантники высыпали из транспортных вертолетов и рассредоточились по соседнему небольшому лесу и комплексу зданий в аэропорту.
Украинские солдаты оказались под шквальным огнем. На территории аэропорта у бойцов Национальной гвардии, уступавших в вооружении и численности элитным российским подразделениям с гораздо большим опытом, начали заканчиваться боеприпасы. «Я дал команду отступать», — говорит Руденко.
Отход был хаотичным. Руденко приказал бойцам подразделений ПВО и разведчикам уйти, перепрыгнув через забор. Гвардейцы, оказавшиеся достаточно близко к машинам, вскочили в них и уехали. Другие бежали пешком. Часть гвардейцев попала в плен к россиянам.
Однако после отступления украинские силы открыли огонь по аэропорту из тяжелой артиллерии, которую они разместили за пределами периметра аэропорта, разгромив взлетно-посадочную полосу, чтобы предотвратить дальнейшие приземления [военно-транспортной авиации РФ]. Кроме того, поздно вечером 24 февраля два украинских бомбардировщика Су-24 пронеслись над аэропортом и разбомбили взлетно-посадочную полосу, причинив еще больший ущерб.
Тем не менее, россияне заполучили свой плацдарм.
Генерал Валерий Залужный […] позвонил полковнику Александру Вдовиченко, командиру 72-й механизированной бригады — единственного подобного подразделения в Киевской области и главной силы, защищающей столицу.
«Мы должны вернуть Гостомель», — сказал Залужный.
«Господин Главнокомандующий, при всем уважении, у меня не хватает сил, чтобы отбить Гостомель», — ответил Вдовиченко, как вспоминает он сам.
«Мы должны попробовать», — отозвался Залужный.
Вместе с элитными украинскими подразделениями войска 72-й бригады в течение нескольких дней осаждали аэропорт, ведя артиллерийские обстрелы и блокируя российские силы, пытавшиеся покинуть объект. По словам украинских официальных лиц, Москва планировала перебросить тяжелую технику и дополнительные войска на грузовых самолетах Ил-76, чтобы помочь наступлению, однако сделать это молниеносно ей не удалось.
«То, что они смогли штурмовать аэродром и взять его под контроль в течение нескольких часов, с одной стороны, сыграло отрицательную роль [для нас], — рассказывает Сырский. — Но с другой стороны, артиллерийский огонь, направленный на взлетно-посадочную полосу и места высадки, значительно задержал высадку десанта и сорвал план захвата Киева, потому что, как мы теперь знаем, противник в принципе отводил на захват Киева не более трех суток».
Однако позже россияне все же смогли перебросить подкрепление в Гостомель воздушным путем, сказал Вдовиченко.
В последующие дни российские силы, уже находившиеся на месте, рассредоточились — в соседних Буче, Ирпене и самом городе Гостомель — пытаясь найти путь в Киев. Однако через неделю после высадки на улицах Гостомеля еще шли бои. Колонна снабжения длиной 40 миль, направлявшаяся к Гостомелю из Беларуси, замерла севернее Киева, обнажив логистические проблемы России.
31-летняя жительница Гостомеля Маша Маас укрывалась в бункере стеклозавода в центре города, когда встретила троих российских солдат, прибывших 6 марта — после отступления украинских войск.
«Я спросила, что нам делать? — вспоминает она. — Если мы закроем двери изнутри, они могут подумать, что здесь кто-то остался, и выломать или затопить ее — кто знает? Если мы оставим двери открытыми, они могут нас застрелить. Выбирайте. Мы решили не закрывать двери».
Она вспомнила, что у первого вошедшего российского солдата были светлые волосы и темные глаза с огромными зрачками. «Почему ты смотришь на меня, как на фашиста? — вспоминает Маас его слова. — Я не фашист. Это ваши украинские солдаты фашисты».
К 7 марта русские заняли большую часть Гостомеля и стали использовать аэропорт в качестве узлового пункта.
Залужный, главнокомандующий украинской армии, снова обратился к командиру 72-й бригады и приказал ему удерживать согласованный рубеж на окраине Гостомеля и не допускать приближения россиян к столице.
«Ни шагу назад», — сказал он.
Много дней украинцы блокировали движение российских войск по шоссе в сторону Киева. Разочарованные, россияне попытались найти другой путь в город. Их лучшим шансом была попытка прорваться через лес в селе Мощун на окраине столицы.
4. «Зеленский взорвался — он остается»: Офис президента
Через несколько часов после вторжения где-то глубоко под правительственным кварталом Киева Зеленский дышал спертым воздухом бункера, который был построен в советское время и с тех пор оставался почти нетронутым.
Секретарь СНБО Алексей Данилов изложил ситуацию президенту. «Вся проблема в том, что все наши партнеры говорят, что нам будет очень тяжело и что у нас почти нет шансов на успех», — сказал ему Данилов.
«Большой поддержки в первые дни мы не получим, потому что они будут смотреть, насколько мы способны защитить страну, — продолжил он. — Возможно, они не хотят, чтобы в руки россиян попало большое количество оружия».
Данилов также озвучил личное предупреждение Зеленскому. Имелась достоверная информация о том, что россияне разработали план его убийства или захвата. Зеленский должен сделать так, чтобы любой человек с оружием в его окружении был хорошо известным и лояльным ему человеком. Стоит ли эвакуироваться, добавил Данилов, решать ему самому.
Данилов не стал рекомендовать ни один из вариантов, посоветовав президенту «хорошенько прислушаться к себе». «Ставки слишком высоки», — отметил он.
Другие призывали Зеленского уехать. По словам советника украинского лидера Алексея Арестовича, президентская охрана советовала ему перебраться в безопасное место за пределами столицы, а затем, возможно, на запад Украины.
«Ваш офис — уже мишень», — предупредил охранник президента, рассказывает Арестович, который добавил и от себя совет Зеленскому покинуть Киев. «По нему будут бить ракеты, будут атаки диверсантов», — заявил он.
Даже бункер не был безопасным. «Ходили слухи, что они могут забаррикадировать выходы и пустить газ», — рассказывает Арестович.
Темные сигналы исходили из Москвы в течение многих лет, однако сейчас риски казались особенно извращенными. Российские подразделения приближались к Киеву, чтобы «освободить» Украину от предполагаемых «нацистов», угрожая жизни ее первого президента-еврея — возможно, как опасались его советники, с помощью смертельного газа.
У Кремля были основания ожидать, что Зеленский может бежать. Восемь лет назад Виктор Янукович […] бежал в Россию после проевропейского восстания в Киеве. Поддерживаемый США президент Афганистана Ашраф Гани бежал из страны в 2021 году, когда талибы окружили Кабул. Российские лидеры считали Зеленского, 44-летнего бывшего комедийного актера, противником легкой весовой категории, который рухнет перед лицом танков.
В течение дня Арестович пришел к убеждению, что украинские военные не смогут защитить столицу, и сказал об этом президенту. «Люди, разбиравшиеся в военном деле, подходили к нему и говорили: «Мы не продержимся», — рассказывает Арестович.
В конце концов Зеленский взорвался. Он заявил, что остается.
«Я слышу это в последний раз, — вспоминает его слова Арестович. — Я больше не хочу этого слышать».
Зеленский велел Данилову перестать раздражать его постоянными предупреждениями об угрозах жизни, спросив секретаря СНБО, есть ли ему что еще сказать — что-то более важное.
«Послушайте, я живой человек. Я не хочу умирать, как и любой другой, — сказал Зеленский. — Но я точно знаю, что если буду думать об этом, то я уже мертв».
По его словам, первые часы и дни вторжения он жил с постоянным ощущением острого напряжения, его ладони были мокрыми — как в детстве, когда он сдавал экзамены. Министру обороны Украины Резникову в конечном итоге пришлось обратиться к терапевту, потому что он эмоционально и физически он был очень истощен.
Зеленскому также поступали обращения от официальных лиц США и Европы о необходимости сохранить преемственность власти — в некоторых случаях с предложениями помочь ему покинуть столицу. Чиновники полагали, что, обеспечив собственную безопасность, он сможет избежать риска вакуума власти.
Зеленский видел ситуацию с точностью до наоборот: если бы он бежал, то без боя отдал бы центр украинской власти россиянам, что привело бы к немедленному краху правительства. Как чувствовали бы себя украинские военные на передовой, если бы президент исчез? По словам Зеленского сказал, дело было не в том, что он цепляется за пост президента.
«Я не пытаюсь удержать власть, — заявил Зеленский, объясняя свою позицию западным чиновникам. — Если вопрос стоял бы так, что как только я уйду, кровопролитие остановится, то я только за. Уйду прямо сейчас. Я пошел в политику не для этого — и уйду, как только вы скажете, что это остановит войну».
Зеленский подозревал, что некоторые из его зарубежных собеседников просто хотели, чтобы конфликт закончился как можно быстрее, а его администрация фактически сдалась России.
«Из всех, кто мне звонил, не было никого, кто верил бы, что мы выстоим. Не потому, что они не верили в Украину, но из-за этой демонизации лидера РФ — его власти, его философии и того, как он преподносил мощь российской армии. И поэтому, при всем уважении к украинцам, они полагали: они не устоят, им конец через два-три дня, может быть, через пять — и тогда все будет кончено».
С первых часов главным фокусом его внимания стала мобилизация поддержки, необходимой Украине для выживания, — и украинцев, которым было необходимо сопротивляться, и иностранных лидеров, которые должны были поставлять Киеву оружие и увеличить цену войны для России.
Во время одного из видеозвонков с участием европейских лидеров он сказал: «Возможно, это последний раз, когда вы видите меня живым». Зеленский рассказал им, как украинские матери видят смерти своих детей во имя европейских ценностей. Это заставило некоторых европейских чиновников расплакаться.
Информационные усилия Зеленского в равной степени вдохновляли и стыдили [его собеседников]. Когда бы он ни общался с лидерами той или иной страны, он также обращался к ее народу, иногда публично донося правительствам горькую правду. Он призвал канцлера Германии Олафа Шольца «снести эту стену» — отсылка к призыву президента Рональда Рейгана снести Берлинскую стену — утверждая, что Россия в очередной раз пытается разделить Европу. Он сказал немецким политикам, что они должны сделать все возможное, «чтобы вам не было стыдно за себя после этой войны».
Ермак, глава президентской администрации, рассказывает, что в последующие недели он регулярно отправлял фотографии убитых украинских детей и разрушенных украинских домов на мобильные телефоны чиновников по всему миру, включая Джейка Салливана, советника Белого дома по национальной безопасности; Карен Донфрид, помощника госсекретаря США по делам Европы и Евразии; и членов Конгресса.
«Признаюсь, это были ужасные фотографии, которые не давали мне спать по ночам, — говорит Ермак. — 90% людей, получивших их, отреагировали, перезвонили и начали делать еще больше».
Украинцы всех возрастов, никогда не державшие оружие в руках, бросились за стволами после того, как в течение нескольких дней после вторжения власти решили раздать оружие и вооружить потенциальное партизанское сопротивление. Украинское военное руководство возмутилось этому решению, а позже заявило, что оно спровоцировало инциденты с дружественным огнем и вмешательство в операции их сил.
Монастырский, министр внутренних дел, назвал этот шаг «важным сдерживающим фактором» как для россиян, так и для потенциальных украинских перебежчиков. По словам Монастырского, любой украинский мэр, который бы задумался о предательстве, понял бы, что снаружи его ждут 20 человек с оружием, и что «он и его семья будут первыми».
Видимая решимость простых граждан подчеркнула, что Украина не может быть насильственно вырвана из Европы, как того хотел Кремль, заявил Зеленский.
«Для Российской Федерации мы были как аппендикс, который нужно было удалить, но они не поняли. Думали, что мы аппендикс, а мы оказались сердцем Европы, — отметил Зеленский. — И мы заставили это сердце биться».
В ночь на 25 февраля, когда в центре Киева раздавались выстрелы и ходили слухи о том, что его собираются убить чеченские боевики, Зеленский вышел из своего бункера и снял селфи-видео перед Офисом президента, чтобы показать, что он никуда не собирается.
За спиной Зеленского в приглушенном свете уличных фонарей стояли премьер-министр, глава его политической партии, начальник его штаба и еще один высокопоставленный советник. Премьер-министр поднял свой телефон, чтобы показать дату и время.
«Все мы здесь, — сказал Зеленский. — Наши войска — здесь. Граждане — здесь. Все мы здесь. Мы защищаем нашу независимость. Так будет и дальше».
5. «Это был самый критический момент»: переломное сражение под селом Мощун
Окруженное сосновым лесом, рекой и озером, с довоенным населением всего 1500 человек, село Мощун было воплощением загородной жизни — смесь состоятельных профессионалов, приезжавших сюда на уединенные выходные, и живущих здесь годами местных жителей в скромных коттеджах.
Однако когда 27 февраля капитан Роман Коваленко, командир роты 72-й механизированной бригады, вошел в село с небольшой группой бойцов, дома горели, жители села бежали, а с неба в тот день рухнул самолет.
Через несколько минут командир взвода в одной из машин, ехавшей перед Коваленко, был убит выстрелом в лицо. Российские разведчики как раз вошли в Мощун. В первые дни войны у села было мало защитников, за исключением горстки украинских добровольцев, хотя это был стратегический приз: сразу за Мощуном лежала столица.
Густые леса, усеянные дотами времен Второй мировой войны, и водная артерия обеспечили украинцам преимущества природного ландшафта. Река Ирпень отделяла Гостомель от Мощуна, и россияне тщетно пытались переправить через нее людей и технику, столкнувшись с атаками небольших украинских подразделений, который действовали в стиле «бей-беги», а также сокрушительными артиллерийскими ударами по их понтонным мостам.
В центре боевых действий оказался Коваленко, который всего за несколько недель до этого пошел по стопам своего брата-близнеца Дмитрия и стал командиром роты 72-й бригады. В течение многих лет 36-летние близнецы воевали на Донбассе. Теперь же они оказались на противоположных окраинах Киева: Роман на северо-западе, Дмитрий на северо-востоке.
Обстрелы и бои вдоль Ирпеня продолжались несколько дней. Утром 6 марта российские войска, наконец, начали массированно прорываться через реку. Коваленко и его солдаты контратаковали, бросая гранаты и стреляя из БМП в ближнем бою.
«Стреляйте, стреляйте не останавливаясь!» — приказал Коваленко.
Но поскольку у его солдат заканчивались боеприпасы, он приказал им отступить к центру села, тогда как российские солдаты следовали за ними по пятам. Там Коваленко и его люди перегруппировались, объединившись с прибывающими украинскими спецназовцами и другими войсками — отчасти вооруженными американскими противотанковыми ракетами Javelin — и иностранными добровольцами.
На их окопы обрушились российские Грады, артиллерийский огонь, минометные обстрелы, авиаудары, атаки беспилотников и вертолетные обстрелы. Россияне глушили связь и вывели из строя украинские беспилотники. Коваленко потерял связь с остальной частью своей роты, оказавшись отрезанным в деревне в шести милях к северу.
По его словам, украинцы продолжали сражаться, не давая россиянам пройти через этот район. «Ты так устаешь, что к ночи просто теряешь сознание, — рассказывает Коваленко. — Тебя уже не волнуют обстрелы, что бы там ни летело — нужно просто поспать часок-другой. Тебе все равно — мороз, снег, дождь, в грязи ли ты. Ты просто падаешь».
«Многие не справлялись психологически, — продолжает Коваленко. — Трудно не сломаться. Порой и я бы сломался».
Коваленко пытался сконтактировать с артиллерийскими подразделениями, чтобы попросить их открыть огонь и хотя бы на несколько минут прекратить постоянные российские обстрелы.
По словам высокопоставленных украинских чиновников, в то время бои на всем протяжении киевского фронта стали настолько интенсивными, что в течение нескольких дней украинские силы, оборонявшие столицу, рисковали исчерпать боеприпасы для 152-мм артиллерийских орудий.
США вооружили Украину лишь переносным оружием, таким как Стингеры и Джавелины, которые могло бы использовать партизанское движение сопротивления — при условии, что россияне быстро одолеют украинцев, напоминает высокопоставленный представитель Министерства обороны США. Оборудование и боеприпасы для артиллерии были ограничены, что вынудило Соединенные Штаты и их союзников срочно пополнить запасы Киева.
11 марта россияне штурмовали Мощун со всех сторон.
«В тот день я чувствовал себя так, будто меня ударили молотком по голове раз восемь, не меньше, потому что все падало прямо рядом с нами, — сказал Коваленко. — Многие наших военнослужащие получили контузии. Многие — осколочные ранения. Все, что у них было — авиация, артиллерия, Грады — все стреляло по нашим окопам, чтобы достать нас оттуда».
Украинцы ввели в село танки и более опытных бойцов, чтобы отразить натиск. Коваленко отправили в больницу с травмой головы из-за взрывов, когда его людей вывели на ротацию. Когда он звонил брату по дороге в Киев, по его лицу катились слезы.
«Мы их удержали», — сказал он. Он не мог поверить, что остался в живых.
К тому времени россияне столкнулись с ожесточенным сопротивлением украинских сил и отрядов территориальной обороны в близлежащем городе Ирпень и других районах к западу от столицы. Не имея возможности сломить оборону Украины там, россияне решили сосредоточиться на прорыве в Киев через Мощун.
Глядя на кадры с беспилотников и тепловизоров, Сырский, отвечавший за оборону столицы, увидел ряды российской техники на другом берегу реки Ирпень, выстроившиеся в боевые порядки. Мощун был близок к падению.
«Это был, наверное, самый критический момент, когда я подумал: «Ну что, неужели так и случится? — вспоминает Сырский. — Потому что [взять] Мощун означало войти в Киев».
Часть решения заключалась в причудливости Ирпеня — реки, которая течет к плотине 15 милях к северу от Мощуна, а затем ее воды поднимают насосами в водохранилище на Днепре. В годы СССР была построена сложная система шлюзов вдоль 101-мильного течения Ирпеня, чтобы сделать прилегающие земли пригодными для возделывания.
В начале войны украинская артиллерия взорвала часть дамбы, чтобы спровоцировать затопление — спустить воду из водохранилища в Ирпень против течения, в качестве барьера против россиян. По словам начальника военной разведки Кирилла Буданова, подразделения спецназа военной разведки Украины проникли в тыл врага, чтобы заминировать другие участки плотины.
Сырский, полагаясь на обширные знания местного сельскохозяйственного бизнесмена, которого чиновники стали называть «Дайвером», сказал, что целенаправленный подрыв одного из шлюзов помог еще больше поднять уровень воды вокруг Мощуна.
Подрыв дамбы был лишь одним из примеров того, как украинцы крушили собственную инфраструктуру, чтобы создавать препятствия для россиян, разрушая дороги, взрывая мосты и разрушая железнодорожные пути.
«Вода текла и заливала россиян, потом мы даже нашли место, где российским морским пехотинцам пришлось скинуть все бронежилеты и пуститься вплавь, чтобы остаться в живых», — сказал Сырский.
Украина разрушила дамбу и спустила воды реки Ирпень, фактически заблокировав российским силам доступ из района аэропорта Антонов к Мощуну, который они считали воротами в Киев.
Однако позже, примерно в третью неделю марта, россияне высадили десант на украинской стороне реки возле Мощуна, говорит Вдовиченко, командир 72-й бригады.
Он сообщил Залужному, что украинским войскам, возможно, придется отступить из села, поскольку сил и средств его удерживать уже не хватает.
«Будем искать силы и средства», — ответил Залужный.
Вдовиченко сменил тактику. Он начал ротировать силы не реже чем каждые три дня и ввел новый батальон. «Из-за плотности обстрелов и холода оставаться дольше [на позициях] было невозможно», — рассказывает Вдовиченко. Его войска блокировали Мощун с двух сторон и стали обстреливать мощным артиллерийским огнем места переправы или сосредоточения россиян.
Когда украинцы оттеснили россиян за реку, наступление Москвы начало рушиться.
В госпитале Коваленко отвечал на звонки родных погибших солдат. Трое командиров его взводов погибли. Многие солдаты, которых он оставил в городе в шести милях севернее Мощуна, тоже были убиты. Такая цена тяготила его. Некоторые подчиненные подвергали сомнению его решения.
«Ты сделал все, что мог и так, как, по-твоему, было лучше, — утешал его брат-близнец Дмитрий. — Если бы люди тебя не послушали, это другой вопрос. Все это были совершенно новые люди, только что мобилизованные, практически никто друг друга не знал».
Выписавшись из госпиталя, Коваленко вернулся в Мощун, чтобы забрать из окопов, где они сражались, тела погибших из своей роты. Российская артиллерия продолжала обстреливать село, вынуждая украинцев укрываться среди трупов своих товарищей. Когда стрельба утихала, Коваленко и его люди выносил тела пешком — одного за другим.
6. Враг был уверен, что их больше нет: пилоты и подразделения ПВО, отстоявшие Киев
Генерал-лейтенант Анатолий Кривоножко, глава Воздушного командования Центр, 24 февраля был на больничной койке в Киеве, выздоравливая после тяжелой формы коронавирусной инфекции. Когда первые ракеты начали бить по его людям на военных аэродромах и радиолокационных станциях, он вытащил внутривенные капельницы и вызвал водителя. Он был нужен на своей базе.
«Коронавирус, вероятно, просто исчезает в таких ситуациях», — говорит он.
[Еще до вторжения], пребывая в изоляции, Кривоножко работал удаленно и готовился к возможному нападению со стороны России. Многие украинские истребители и средства ПВО были передислоцированы. В результате, когда были нанесены первые ракетные удары, россияне часто били по пустым местам. Некоторые самолеты, по его словам, уже были подняты в воздух на момент ударов — еще одна тактика для спасения авиафлота.
«Мы создали фальшивые цели для наших врагов», — вспоминал министр обороны Резников.
Кривоножко дал своим подразделениям около 90 минут, чтобы прийти в себе после шока первых бомбардировок. В некоторых случаях российские ракеты в то утро успешно поражали цели. Казарма 138-й радиотехнической бригады была разрушена, однако 50 человек, спавших внутри, чудом остались живы. Сирена, которая должна была предупредить их о необходимости укрыться в убежище, не сработала.
Пилоты помладше вооружились реактивными гранатометами и заняли позиции для защиты Васильковской авиабазы — уцелевшей взлетно-посадочной полосы примерно в часе езды к югу от Киева. Старшие и более опытные пилоты вызвались совершать вылеты — зная, что эти миссии, скорее всего, станут для них последними.
«Я бы не назвал это традицией, скорее [негласным] правилом: что если назревала по-настоящему, предельно опасная миссия, ребята постарше прыгали в самолеты, — сказал украинский летчик-истребитель, который использует позывной Moonfish. — Старшие ребята брали на себя ответственность, мол: «Слушай, у меня уже взрослые дети».
Кривоножко рассказывает, что некоторые пилоты совершали по три-четыре вылета в день, чтобы вступить в бой с российскими войсками. Они часто пропускали предполетные проверки и взлетали с укороченных взлетно-посадочных полос, поскольку те были разбомблены, а затем отремонтированы за ночь. Тот факт, что Украина вообще дает отпор, кажется, удивил россиян и заставил их изменить модель поведения, говорит Кривоножко, отметив, что после первых волн [авианалетов] в Украину стало летать меньше российских самолетов, а вместо этого Москва начала использовать больше своих ограниченных запасов высокоточного оружия.
Украинские истребители, поднимавшиеся в небо даже через несколько дней после вторжения, стали символами ожесточенного и стойкого сопротивления, сыграв ключевую роль в сдерживании российского наступления.
«Все, особенно Россия, считали, что наша ПВО продержится всего несколько дней, — говорит главный специалист отдела подготовки зенитно-ракетных войск подполковник Денис Смажный. — Если не несколько часов».
На земле украинские подразделения ПВО открывали огонь по российским целям и сразу же меняли позицию, что позволило им продержаться дольше, чем многие ожидали — даже вопреки обширным радиопомехам со стороны России. Полковник Юрий Перепелица, командир 138-й радиотехнической бригады, говорит, что его войска никогда не должны находиться в пределах досягаемости российской артиллерии, однако иногда действуют в пределах 10 миль от линии фронта.
«Мы нарушали все доктрины, — рассказывает он. — Подвергая себя риску, мы увеличивали свои шансы уничтожить цели».
Система ПВО оставалась главной целью для россиян, и Перепелица постоянно беспокоился о том, что диверсанты раскроют их местонахождение.
Чиновники СБУ […] заявили, что украинские коллаборационисты помечали некоторые места краской, видимой даже ночью — сигнал для направления авиаударов. В других случаях они отправляли своим российским кураторам закодированные сообщения с координатами. Сообщение с красными цветами указывало на объект гражданской инфраструктуры. Зеленые цветы означали военную цель. По словам чиновников, текстовые сообщения были подписаны как «от бабушки».
«Россиянам сказали, что никаких систем ПВО не будет, — отмечает Перепелица — Они нагло входили в воздушное пространство, а мы их уничтожали».
7. Аплодисменты Пентагона: блестящая тактика ВСУ в обороне Чернигова
Пока его товарищи пытались остановить россиян западнее Киева, полковник Леонид Хода, командир 1-й украинской танковой бригады, был задействован к северо-востоку от столицы в Гончаровском. К тому времени, когда первая российская ракета попала в его базу утром 24 февраля, Хода уже подготовился к худшему. Он перебросил боеприпасы, топливо и продовольствие в замаскированные безопасные районы и рассредоточил свои войска подальше от базы в поле. Он обсудил со своими заместителями, как уйти [от врага] и сформировать подпольное сопротивление. Он приготовился в последний раз попрощаться с женой.
Спустя несколько часов войны казалось, что происходит как раз самое худшее.
Российские войска, численность которых в конечном итоге составила около 30 000 человек, с трех направлений хлынули через границу к Чернигову на севере Украины. Их план, по словам украинских официальных лиц, состоял в том, чтобы быстро захватить город с населением 280 000 человек и продвинуться на юг вдоль восточного берега реки Днепр у Киев в течение трех дней. Вместе с силами, высадившимися в Гостомеле и рассредоточенными к западу от столицы, они могли бы взять Киев в клещи.
Но между россиянами и восточным флангом столицы стоял Хода и его бригада численностью около 2000 человек.
«Психологически сложно принять, когда слышишь, что идет колонна с 10 танками. Потом еще одна колонна с 30 бронемашинами. А за ними — еще одна колонна из 12 машин, — говорит Хода. — Были такие волны».
Хода покинул базу и помчался на север, в Чернигов, чтобы организовать передовой командный пункт. Ожидая возле у шоссе к северу от города, его роты устроили засаду и уничтожили первую колонну РФ, обстреляв их строй из артиллерии с такого близкого расстояния, что россияне не успели среагировать. Таким же образом пала и вторая российская колонна.
Атака остановила наступающие силы и дала украинцам критически важное время для налаживания обороны и сбора собственных войск.
То, что последовало в течение следующих пяти недель, было битвой андердога против россиян, которая сыграла еще одну решающую роль в провале «молниеносного удара» Москвы по украинской столице.
Украинцы пытались загнать большую часть российских войск на узкие участки местности — непроходимые грунтовые дороги, оттаивающие поля или болота, которые могли бы стать ловушкой для техники и вынудить ее перерасходовать топливо. Машины, оставшиеся на асфальтированных трассах, стали мишенью для быстро перемещавшихся украинских войск. Мосты и переправы были заминированы и заблокированы.
«Мы заставляли их идти по определенным маршрутам, где затем подрывали и отрезали их», — рассказывает генерал-майор Виктор Николюк, командовавший украинскими силами в северной части страны.
Эта стратегия вызвала восторженные аплодисменты Пентагона.
«Этим путем [на Киев] шло около 30 боевых групп. Их остановила единственная украинская бригада. Я не знаю, кто был ее командир, но он остановил их еще в начале пути», — говорил позже генерал Марк Милли, глава Объединенного комитета начальников штабов армии США.
«Они не могли сойти с дороги. Их младшие офицеры не проявляли никакой инициативы, — сказал Милли о россиянах. — Этот парень [командующих украинской бригадой] перемалывал их, словно бензопилой».
По словам Николюка, старый советский способ ведения войны, когда командиры давали офицерам мало свободы для принятия решений и стремились сокрушить врага, бросая в бой неуклюжие массы войск, так и остался характерным для России.
«Убиваешь двух-трех человек, а на их место уже идут другие. Первые еще лежат, а эти парни наступают, — рассказывает он. — Это просто 1941 год, когда жизни личного состава ничего не значат для командиров».
«Проблема [также] в том, что они самоуверенны. Они думают, что Украина маленькая. Мол, мы их просто продавим. Пройдем танками — и все», — продолжает Николюк.
Украинские же командиры, которые с 2014 года руководили войсками на востоке страны, почерпнули от западных партнеров опыт передачи полномочий по принятию решений вниз по цепочке командования — ради того, чтобы нижестоящие офицеры знали, что они должны действовать в зависимости от происходящего в данный момент, не опираясь на штаб, как на костыль.
Офицерам в любом случае пришлось взять инициативу на себя. Как и к западу от Киева, россияне полностью заглушили украинские коммуникации и спутниковые сети, оставив Ходу и других без связи с подразделениями на передовой. Украинские командиры выдвинулись к позициям своих войск, чтобы общаться и отдавать приказы.
«Военная связь была полностью парализована — рассказывает Хода, отметив, что его силы привлекли также местное население, — Нам пришлось работать через информаторов. Я не собираюсь выкладывать все карты на стол, но мы знали с 95-процентной точностью даже малейшие их движения с помощью других средств. Это все благодаря местным жителям».
Воплощением украинской воле к борьбе вопреки всему стал холм к северо-востоку от Чернигова, с которого открывался полный вид на город и окрестности. Держите эту высоту, приказал Хода бойцам, потому что иначе Чернигов будет у россиян «на ладони».
По словам Николюка, в течение многих дней украинские бойцы защищали вершину холма или сражались за нее, несмотря на жестокий обстрел российских танков, удары реактивных систем залпового огня и, в конечном счете, осколочно-фугасных бомб ФАБ-500, которые уничтожили большую часть самой возвышенности. Николюк сказал, что почти все вовлеченные в эту операцию украинцы погибли и позже были найдены в импровизированной могиле с крестом сверху, однако они так и не сдались.
«Вы понимаете, люди готовы защищать то, что принадлежит им, и пути назад нет, — говорит Николюк. — Когда видишь это, понимаешь, что уже не имеешь морального права поступать иначе».
Многие из тех погибших входили в состав сил территориальной обороны Украины — добровольцы, которые в первые дни войны записывались тысячами.
Хотя большинство из них были неопытными бойцами, они взяли на себя решающие и опасные роли, обеспечив [ВСУ] необходимые дополнительные силы.
Согласно официальным заявлениям Украины, за шесть месяцев она потеряла в общей сложности около 9000 военнослужащих, еще более 7000 пропали без вести, хотя цифры могут быть и выше. Россия потеряла более 15 000 военнослужащих [по оценкам Генштаба ВСУ 45,7 тыс.], по информации главы ЦРУ на конец июля […].
Хода говорит, что решение Зеленского остаться в Киеве подстегнуло войска: «Представьте, что идет война, и вам говорят, что президент куда-то сбежал… Это деморализует».
Российская авиация сначала господствовала в небе над Черниговом. По словам Ходы, только в середине марта его бригада получила переносные зенитные ракеты Мистраль и Стингер от США и их европейских союзников, что, наконец, позволило сбивать российские самолеты.
К тому времени россиянам за счет грубой силы и огромного количества войск удалось прорваться через южную часть Чернигова и почти окружить город. В бой вступила украинская 58-я отдельная мотопехотная бригада, которая двинулась ниже города на помощь 1-й танковой бригаде.
Кульминацией боев стало село Лукашевка.
По словам Ходы, россияне собрали целую батальонную тактическую группу численностью около 750 человек и сложили боеприпасы между белоснежными стенами старой православной церкви. Он рассказывает, что село наводнила российская бронетехника: около семи танков, 19 БМП и 12 или 13 БТР, не считая грузовиков.
Если бы украинцы не отстояли Лукашевку, они рисковали бы потерять последнюю «дорогу жизни» в Чернигов и из города.
Однако решение россиян сосоредоточить войска было ошибкой. По словам Ходы, открытые поля и мозаика небольших ручьев отделяли Лукашевку от сел, удерживаемых украинцами, что оставляло россиян незащищенными.
«Мелкими группами мы вышли и уничтожили один-два танка, одну БМП, какую-то часть личного состава — и просто потихоньку начали отсекать их логистику», — рассказал Николюк.
Остальное довершила артиллерия. Большая часть российской техники была сожжена.
К тому моменту, сказал Хода, он знал, что россияне будут разбиты. Они потеряли слишком много людей, танков и боевых машин — и у них уже не было достаточно сил, чтобы продвинуться в сам Чернигов. Их логистика была перегружена из-за контратак, времени и расстояний.
К тому времени россияне уже достигли восточной окраины Киева другим путем.
8. «Они собрались и ушли»: разгром танкового подкрепления оккупантов
Это было нагло — но и столь же глупо.
К середине марта, когда силы оккупантов уже увязли в боях по обе стороны от Киева, Россия осуществила новый гамбит. Она перебросила от российской границы танковую колонну — на расстояние около 225 миль с востока на запад. Когда сбившаяся в кучу колонна приблизилась к границам столицы, украинцы нанесли удар, накрыв танки артиллерийским огнем из засады.
Как позже рассказал командир батальона 72-й бригады, 19 машин были уничтожены, а около 48 отступили. На кадрах с беспилотников, опубликованных украинцами, видно, как 20 российских танков силятся развернуться в болоте у шоссе во время отступления колонны. В обнародованном украинцами перехваченном звонке российский военнослужащий сообщил о многочисленных потерях, в том числе гибели командира полка.
Удар по россиянам пришелся на те несколько недель боев, которые батальон Дмитрия Коваленко провел в селах на восточной окраине Киева.
Во время боев Коваленко вспоминал слова своего покойного деда, который пережил организованный Иосифом Сталиным Голодомор в Украине 1930-х годов и служил в советской армии во время Второй мировой войны: никогда не доверяйте россиянам или коммунистам.
«Они принесли много страданий моей семье, — говорит Коваленко. — Теперь я их ненавижу».
После танкового разгрома россияне не смогли перегруппироваться и так и не отважились на крупный штурм восточной окраины столицы. Шли дни, и украинские командиры, следившие за российскими коммуникациями, стали слышать, как меняется тон разговоров в рядах солдат врага. Былой энтузиазм превратился в панику и разочарование. Киев держался, а проблемы россиян нарастали.
Россия преуменьшила свои потери и объявила в конце марта, что ее войска переориентируются на восток Украины. Через несколько дней они начали отступать.
«Однажды они внезапно собрались и ушли», — рассказывает Коваленко, отпраздновавший это событие вместе со своим братом-близнецом Романом.
«Прежде всего это благодаря людям, которые поднялись друг за друга и заявили: „Нет, мы не сдадимся“, — говорит Роман. — Все дело было в силе их духа».
Спася Киев, Украина защитила свою независимость как суверенное государство. Однако Россия взялась оспаривать границы этого государства на втором, более выматывающем этапе войны на юге и востоке страны.
9. «Ничего уже не вернуть назад»: Буча = необратимость
4 апреля Зеленский отправился в Бучу — пригород Киева, где украинским властям предстояло найти 458 тел. Более чем 400 из них обнаружили следы расстрелов, пыток или избиений.
В течение предыдущих шести недель Зеленскому ежедневно докладывали о количестве погибших и раненых, о разлученных семьях, разбросанных по стране и Европе.
Хотя он навещал войска, не спал под звуки ночных артиллерийских обстрелов и авиаударов, а его собственная жизнь оказалась под угрозой, в основном Зеленский находился в Офисе президента.
Во многих его коридорах на полу сидели солдаты. У окон стояли снайперы. Зеленский, по его словам, привык ко всему этому, однако ничто не потрясло его так, как визит в Бучу.
«То чувство, что это и есть смерть — когда везде тишина и только, ничего живого не осталось», — вспоминает он.
Трупы лежали на улицах. Здания были сожжены. Чиновники показали ему тела людей, подвергшихся ужасным пыткам.
«Это пугающее чувство, — признал Зеленский. — Все разрушено, и что теперь? Так может быть везде. Вот как они «работают».
По его словам, до Бучи он был настолько поглощен попытками получить больше оружия, утверждением стратегии боев и переговорами с иностранными лидерами, что не сбавлял темп даже для того, чтобы толком осмыслить, что же было потеряно в победной битве за Киев.
«А потом наступает момент осознания, — продолжил Зеленский, — того, что происходит, того, что они сделали, вот этой необратимости, что назад уже ничего не вернуть».
10. «Я скоро вернусь. Просто подожди»: восточный фронт
К июню Роман и Дмитрий Коваленко оказались на востоке страны, на Донбассе, где Россия развязала артиллерийскую войну, напоминающую Первую мировую. Хуже вооруженные украинские солдаты взмолились о поставках более совершенного западного оружия.
За полтора месяца более двух третей роты Дмитрия были ранены, убиты или пропали без вести — а большинство выживших получили черепно-мозговые травмы.
Дмитрий посетил позицию брата и увидел, как мучается и Роман, надев наушники, чтобы смягчить вибрации после взрывов.
Через несколько дней Роман вернулся в госпиталь, где оставался до недавнего нового выдвижения на позиции.
Ранее в этом месяце Дмитрий собрался обратно на восточный фронт, проведя несколько дней в окрестностях Киева с родителями и 10-летним сыном. Сын понимает, куда он отправляется.
Дмитрий сказал, что ему сложно подбирать слова для прощания:
«Я говорю, что все хорошо, что я скоро вернусь. Просто подожди»
